Магия Любви и Черная Магия

Послышались изумленные возгласы, но никто из разбойников не заподозрил предводителя в том, что он изменил свои планы в силу личных обстоятельств, а также исказил смысл слов предсказателя. Все знали, что от ясновидящих, наделенных особым чутьем, можно ждать самых неожиданных советов; жители Тибета привыкли к тому, что ответы оракулов кажутся на первый взгляд лишенными смысла.

— Нужно ли нам также идти к Ган-Тэсэ? — спросил один из разбойников.

— Нет, — ответил Гараб. — Предсказание ламы касается только меня. Боюсь, что если не последую совету мудрого учителя, то это может навлечь беду на всех нас. Отправляйтесь в путь без меня; я попрошу лишь двоих из вас сопровождать меня. Что ты на это скажешь, Цзонду, и ты, Горэн?

Все согласились с его словами, и многие даже позавидовали удаче двух приятелей.

— А как же ваша красавица? — решился спросить Цзоиду с легкой иронией.

Все расхохотались.

— Разве Гараб нам ее доверит!? — воскликнул один из разбойников.

— И не подумаю, — со смехом отозвался Гараб.

Все еще больше развеселились, послышались грубые, но бесхитростные шутки, а затем предводитель обратил внимание разбойников на серьезные дела. Прибыль от продажи добычи была распределена заранее; оставалось произвести раздел животных и провизии между теми, кто возвращался домой, и четырьмя паломниками, отправлявшимися к Ган-Тэсэ. Кроме того, Гараб решил снабдить сообщников точными указаниями на время своего отсутствия.

— Пока я не вернусь, — сказал он, — все вы будете мирными пастухами. Пусть каждый вернется в свое стойбище и не покидает его. Главное — никаких походов, я вам это категорически запрещаю. Последний наш набег был необычайно удачным, но он может навлечь па нас беду. Паломники, на которых мы напали, были важными людьми; они наверняка поднимут шум по поводу своею ограбления и будут кричать об этом как по дороге, так и по возвращении домой. На севере, в Китае, нас выслеживает предводитель большого войска. Странники не раз предупреждали меня об этом. Он был бы очень рад увеличить свою конницу за счет наших лошадей и щедро одарить своих солдат нашими быками и баранами. Следует соблюдать осторожность; давайте подождем некоторое время, пока страсти улягутся и о нашем последнем походе позабудут. Возможно, мое паломничество к Ган-Тэсэ принесет пользу. Слухи о наших подвигах облетели всю округу, и караваны, как ни досадно, обходят нашу местность стороной. Все это мне не нравится. Возможно, мы найдем новое выгодное поле деятельности в районе Ган-Тэсэ или на ведущих туда дорогах. Я выясню это, когда изучу те места; кто знает, не для того ли наши боги-покровители внушили ламе, что я должен совершить путешествие? Пятьдесят-шестьдесят наших товарищей могли бы обосноваться в тех краях на два-три года. Предлог для этого найти нетрудно: паломничество или торговля. Мы сможем несколько лет успешно «трудиться» на дорогах, по которым следуют купеческие караваны и богатые паломники. Будут ли у нас там соперники? Придется ли нам сражаться, или можно будет заключить с ними выгодный союз? Все это предстоит выяснить.

Среди разбойников послышались возгласы одобрения. Как хорошо говорит главарь! До чего же он умен! Видимо, боги устами ясновидящего направляли их в нужную сторону.

Устав от долгого молчания, грабители принялись рассыпаться в шумных похвалах своему предводителю.

Столь важное решение нужно было отметить. Один из разбойников позвал слугу и велел принести ячменного пива.

Выпив, они стали делить еду и походную утварь, заново упаковывая поклажу. Эта работа отняла у них несколько часов, а затем Гараб отправился в город за покупками.

Разбойник чувствовал волнение в предвкушении нового приключения. Оп почти не покривил душой в своей речи перед товарищами, невольно исказив смысл слов предсказателя и примешав к ним собственные мысли. Теперь, когда он бродил в одиночестве по городу, к нему вернулось чувство реальности: он отправлялся к Ган-Тэсэ с одной-единственной целью — продолжить и уберечь от превратностей судьбы свою любовную связь с Дэчемой. Вместе с ясностью цели к нему вернулись прежние тревожные предчувствия. Что-то в его судьбе изменилось: закончился очередной период жизни, и он боялся того, что последует.

Наступил вечер, а Гараб все еще не успел предупредить Дэчему о том, что ее ожидало. Впрочем, он был уверен, что она обрадуется, и хотел сполна насладиться восторгом своей подруги. Следовало дождаться ночи, когда они останутся вдвоем, чтобы сообщить ей об этом.

Дэчема не удивлялась его отсутствию, зная, сколько забот у начальника большого отряда накануне отъезда. Ей хотелось побыть одной, чтобы обдумать свои новые планы, навеянные раскаянием и страхом кармического возмездия.

Ее родная деревня находилась очень далеко от места, где она повстречалась с Гарабом и его бандой; чтобы добраться домой, надо было проделать долгий путь по безлюдным степям, где никто не отваживается путешествовать в одиночку. Как же быть? Сказавшись больной, она попросила не беспокоить ее и стала ждать ночи, чтобы поговорить с возлюбленным.

Наступила ночь; разбойники легли спать рано, чтобы наутро встать до зари. Гараб поднялся в свою комнату, обнял Дэчему и, не в силах сдержаться, радостно воскликнул:

— Мы не станем возвращаться ко мне! Завтра мы уедем с тобой вдвоем и будем странствовать долгие месяцы, как ты хотела. Мы отправимся к Ган-Тэсэ!.. Скажи, что ты любишь меня!

— Я… Послушай… Я должна тебе сказать… — пролепетала Дэчема. Но Гараб не слушал ее. Приняв волнение девушки и прерывистую невнятную речь за проявление радости, он страстно сжал ее в объятиях.

Слабый свет зари упал па тонкую бумагу, которой было затянуто окно. Дэчема не сказала Гарабу о принятом накануне решении, и он не поделился с ней своей тревогой. Подобно тому как ветер уносит невесомые былинки, шквал страсти во время ночи любви изгнал из их душ дурные предчувствия, угрызения совести и даже страх кармического возмездия.

Уже восемь дней Гараб и его спутники жили у подножия святой горы, отдыхая после долгого путешествия. Предводитель разбойников не спешил совершать обряд, предписанный паломникам, — обойти вокруг горного массива, на вершине которого живет величайшее из божеств — Махадева.

Тот, кто немного знаком с эзотерическими учениями Индии, представляет себе его в виде образа — магической призрачной проекции мысли — погруженного в медитацию божества, сидящего в одиночестве на неприступной снежной вершине. Тот, кто глубже проник в символический характер предания, видит на сияющей вершине пламя собственных мыслей, беспрерывно созидающее, разрушающее и воскрешающее Вселенную с ее богами, демонами, живыми существами и бесчисленными предметами, и повторяет шепотом символ веры великих мистиков-последователей Веданты: «Шива ахам » («Я — Шива, я — великое божество, Махадева!»)