Анна Небо-Гамаюн - Тот свет выходит на связь

Итак, узнав, что мой сын покинул наш дом, то есть нашу квартиру, где он до сих пор присутствовал в невидимом для нас состоянии, я чуть-чуть успокоилась. Я стала уже более чётко осознавать, что сын и другие существа продолжают жить в тонком мире, который окружает нас, но недоступен для наших чувств. Ведь я только делала первые шаги по установлению связи с тонким миром и не мечтала получить связь с кем-либо ещё, кроме сына. Но позднее на связь со мной стали выходить и друзья, и те, кто знал и любил меня в прошлых жизнях, а ещё высокоразвитые существа, которых люди в иные времена считали богами. И об этом общении я тоже намерена рассказать в этом повествовании.

В течение первых лет ИТК-связи я не раз получала послания от сына и других моих корреспондентов «с той стороны» о том, что у них там «тонкие тела». «Тонкие» – это с нашей точки зрения и восприятия. Сами же они ощущают себя почти так же, как и на Земле, то есть на нашем плане жизни, только гораздо легче и уверенней. А ещё мне постоянно сообщали «с того света», что там они все летают. Для глубоких материалистов, не затруднявших себя изучением каких-либо трудов, книг о «параллельных мирах» или о «жизни после жизни», эта информация может казаться несерьёзно или фантастической. Но, надо заметить, что ныне немало подобных сведений уже присутствует в нашем мире.

Продолжая рассказ о первых контактах с моим сыном Александром, хочу ещё отметить, что там, за чертой этого мира, ему сразу присвоили псевдоним или никнейм, который и здесь сам он применял, как творческое имя. «Глазз» – так называли его, когда он выступал в радиоэфире или на других музыкальных площадках, ведь он занимался тут музыкой. И это имя « Глазз» стало звучать, как пароль для связи с сыном «на той стороне». Я думаю, что это было ещё удобно и с фонетической стороны – «Глазз» звучит короче, выразительнее и отчётливее, чем, например, Саша или Александр.

Выходя на связь, я всё хотела узнать, как же чувствует себя мой сын, ведь он сильно страдал здесь от болезни. Есть ли там еда, чем он занят всё время, с кем там общается – все эти вопросы, которые возникли бы у каждой мамы. И постепенно я стала получать ответы, которые зачастую не совсем понимала. Но иногда эти ответы меня очень радовали. Так после того, как мой сын ушёл куда-то из нашего общего дома, я получила, наконец, уже от него самого послание, в котором он сообщал, что живёт вместе с другими, как я поняла, молодыми людьми, где они «едят бананы и играют в там-тамы».

Хочу заметить, что сын был музыкантом, а здесь тоже осваивал и разные барабаны, и ударные инструменты.

Немного позже я получила известие что там, где он ныне живёт – это место что-то вроде бани. Для меня это было тогда не совсем понятно. Только уже через пару лет я осознала, что баня – это очищение, только там это, видимо, было глобальное очищение от «грязи нашего мира», от духовного загрязнения. В то же время это было какое-то «общежитие», то есть там он не имел индивидуальной квартиры или дома. А уже несколько позже я стала получать сообщения от сына о том, что ему «работа нужна, чтобы домик купить».

А ещё я регулярно находила на записи фразы, где сын сообщал про работу: «много работаю», «я здесь работаю – мало свободного времени». Но уже приблизительно через полгода, перед Новым годом я услышала радостную весть от моего Александра: «У вас там Новый год – а у меня тут новый дом». И позже ещё он сообщал: «Домик у воды правильный, чтобы и вам понравился!» Таких сообщений о «домике у воды» было несколько. И я очень радовалась, когда их получала, ведь в нашем мире у сына не было своей собственной квартиры – он жил с нами, с родителями.

В тот тяжелейший для нас 2013 год за несколько месяцев до того, как этот мир покинул сын, его родная бабушка, мать моего мужа, тоже перешла в мир иной. Она перенесла инсульт и покидала этот мир уже в бессознательном состоянии. И я решила узнать у сына, встретился ли он там, в тонком мире со своей бабулей? И однажды я

задала ему этот вопрос. И сын ответил мне: «Не беспокойся – мы рядом!» А ещё добавил, что ничем не смог накормить её, но во сне еду ей дадут. И я поняла, что моя свекровь находится там, видимо, всё также в бессознательном состоянии – спит. Приблизительно через полгода я снова спросила сына про бабушку. И тогда уже получила новую информацию. Александр сообщал, что хотел бы «повысить её», сообщал, что жаль её, что бабушка плакала. И я поняла, что свекровь уже очнулась, но, видимо, её уровень сознания не очень высок, чтобы приблизиться к счастливому райскому блаженству. А я давно уже знала, что «на том свете» много уровней или планов жизни. И это не означает, что моя свекровь находилась в каком-то аду. Скорее, это был просто не очень высокий астральный уровень.

В первый год нашего общения с сыном меня порадовало ещё и то, что он встретился там с дедом, отцом моего мужа. Дедушка Алик ушёл из этого мира ещё в середине 90-х гг. И когда я услышала от сына послание о том, что он ловил карасей, то сначала удивилась – сын не был любителем рыбной ловли. Но расслышав эту фразу в полном объёме, я поняла, что дедушка пригласил внука на рыбалку. А уж сам-то дед действительно любил в своё время посидеть с удочкой.

Иногда сын приходил, а точнее прилетал сюда вместе с друзьями. Надо сказать, что уже трое его друзей, молодых людей, которых и я хорошо знала, пребывают ныне там, на тонких планах жизни… Александр сообщал, что здесь посещает те места, где часто бывал и при земной жизни, а как-то я получила от него сообщение, что он даже катался здесь с горки. Видимо, это развлечение ему доступно только здесь – там, на тонком плане, как он сообщал, нет зимы – «вечный юг». Хочется поведать ещё и том, что наш сын Александр, который здесь, в этом мире носил постоянно очки, потому что имел очень плохое зрение (высокой степени миопию), там, в тонком мире избавился от этой болезни. В одном из посланий я услышала, что Глазз про очки там лишь вспоминает.

Так постепенно, радуясь каждой новой фразе, приносящей для меня такую важную информацию из самого далёкого для всех нас «мира мёртвых», как называют здесь тонкий мир, я всё больше складывала для себя картины, образы иной жизни там, за чертой смерти. Нередко я расстраивалась. Сильно огорчало меня то, что не могла расслышать эти послания «с той стороны», ведь иногда целые фразы невозможно было распознать. И однажды сын, понимая, чувствуя моё отчаяние, когда я не могла понять смысл этой речи, послал мне такое сообщение: «Мама, не думай – тут действительно забор!» Про забор или стены между нашими мирами сообщали мне также и другие мои невидимые корреспонденты, об этом, пожалуй, я расскажу ещё в этой книге. А в один из дней, выйдя на связь, я услышала от сына такую фразу: «Дистанция времени – а как жить, мам, дотерпим!»