Линда Гудмен - Знаки любви. Астрология любви и отношений

Ни один из официальных «отчетов» не казался мне достоверным. Они казались иллюзией, а не ты . Реальным было только то, что я знала в глубине сердца; поэтому я цеплялась за это, в чем бы меня ни пытались убедить. Очень долго мы с Майком и Джилл ходили каждый день к церкви Святого Патрика и молились у статуи Франциска Ассизского, неподалеку от церкви, среди деревьев. Однажды мы оставили там розы, а когда вернулись на следующее утро, они чудесным образом преобразились, как те, что я как-то подарила тебе… Помнишь?

Вскоре я доказала, что это все была неправда. Я доказала это с медицинской и научной точки зрения. Моя вера была вознаграждена, я всегда говорила тебе, что вера вознаграждается – если веришь достаточно долго и непреклонно. Рэй Нефф [9] Рэй Нефф был профессором здравоохранения и безопасности (Университет штата Индиана) с опытом работы в области судебной медицины. Линда Гудмен наняла его, чтобы доказать, что произошла ошибка и Салли на самом деле не покончила с собой. Изучив отчеты полиции, протоколы вскрытия и другие документы, он сделал вывод, что тело умершей не соответствовало телу Салли по росту и весу, также нашелся свидетель, который якобы отвез Салли в Бостон в тот самый день, когда она предположительно погибла. – Прим. перев. и его жена Гас, которые работали со мной над исследованием о Линкольне, очень помогли мне с необходимыми доказательствами. Также мне помогли Клив Бакстер и падре Ансельмо из ордена бенедиктинцев – необычным образом, я вам когда-нибудь об этом расскажу. Но даже доказательство того, что астрология и мое сердце не ошибались, не помогло мне найти тебя. Возможно, если я закончу эту книгу, это каким-то таинственным образом случится.

Не могу забыть, что в предпоследний раз, когда я видела тебя, ты была с Марком. Из-за мудрости астрологии (а также по другим причинам) я верю, что это был символ того, что временная неизвестность и замешательство разрешатся неожиданной близнецовой радостью. Ведь вещи не всегда таковы, какими кажутся, а люди порой слишком охотно верят тому, что им говорят. Время покажет. Вера творит чудеса для тех, кто верен. Это я знаю.

Я подумала, может, рассказать тебе, как у меня дела… с папой и Даду, с Биллом и Майком, с Джилл и бабушкой Джи… у нас у всех… Я отправляю тебе послание, цитируя строчки из «Питера Пэна» с незначительными изменениями, чтобы они соответствовали нашей реальности. Итак, я использую слова Джеймса Барри, чтобы попробовать выразить то, что мы чувствуем; этот фрагмент начнется со следующей страницы.

Осталось рассказать тебе только одно. Снова и снова с тех пор, как ты исчезла, мне снится один и тот же сон. О том времени, когда я была маленькой и сбежала в монастырь Святого Рафаэля на 13-й улице в Паркерсберге. Музыка… ладан… шепчущиеся сестры… запах сосны и рождественский вертеп… мерцающие свечи… все это кажется во сне таким реальным . Разве это не странно?

…и теперь нам надо возвращаться в тот покинутый дом, откуда она так давно упорхнула. Жалко, что мы все это время не уделяли внимания ее семье, однако мы можем быть уверены, что мама и папа Салли нас не винят. Если бы мы явились раньше и стали взирать на них с горестным сочувствием, они бы, вероятно, воскликнули: «Что за глупости! Не думайте о нас. Вернитесь и присматривайте за Салли». Пока матери и отцы продолжают так себя вести, дети будут так с ними обращаться, можете не сомневаться.

Да и сейчас мы не более чем слуги. Зачем, скажите на милость, надо, чтобы постель Салли была просушена, если неблагодарная девочка сбежала из дома в такой спешке? Разве не справедливо будет, если, вернувшись, она обнаружит, что ее семья уехала на выходные за город? Вот это был бы урок, который следует преподать всем детям. Но, если бы мы устроили все таким образом, мама и папа Салли, ее дедушка и бабушка, ее братья и сестра никогда бы не простили нас.

Мне бы очень хотелось сделать одно – сказать маме Салли, как это делают авторы, что ее дочь вот-вот вернется, что она прибудет на следующей неделе в четверг. Это совершенно испортит сюрприз, которого с таким нетерпением ждут ангелы, друиды и сама Салли. Они спланировали это все вместе: мамин восторг, папин возглас радости, скачок Билла, Джилл и Майкла через всю комнату, чтобы быть первыми, кто ее обнимет, хотя на самом деле всем им следовало бы лучше подумать, где бы им спрятаться от гнева родителей. Как здорово было бы испортить им замысел, рассказать все заранее, так что, когда Салли торжественно войдет в дом, мама даже не повернется, чтобы ее поцеловать, а папа с досадой скажет: «Да что ты будешь делать, опять тут эта противная девчонка!» Однако мы уже неплохо узнали семью Салли и понимаем, что нас даже за это не поблагодарят. Очень может быть, что нас же и упрекнут, что мы лишили ангелов и друидов… и саму Салли… такого удовольствия.

– Но, уважаемая мэм, ведь до четверга на следующей неделе, перед Пасхой, всего десять дней… или это будет День благодарения? …поэтому, если мы предупредим вас, мы избавим вас от нескольких дней горя.

– Да, но какой ценой! Вы же лишите ангелов, друидов и Салли десяти минут радости.

Как видите, у этой женщины нет никакого самоуважения. Я хотел наговорить о маме Салли всяких приятных вещей, но теперь я ее презираю и ничего такого не скажу. Ей и не нужно ничего готовить, у нее и так все готово. Постель Салли проветрена, и мама редко выходит из дома, и, заметьте, для нее даже оставлено открытым окно. Мы совсем не нужны маме Салли, можно уже возвращаться в собственную галактику. Однако, раз уж мы здесь, можем остаться и понаблюдать. Мы всего лишь наблюдатели. Никому мы не пригодимся. Так что давайте будем смотреть и отпускать колкости.

Папа Салли теперь живет в старой будке Хитклиффа. Когда его дочь улетела, он интуитивно понял, что все это его вина, ведь все вели себя умнее, чем он. Конечно, он человек простой и исключительно упрямый. У него есть свои понятия о справедливости, и он достаточно смел, чтобы поступать так, как считает нужным. Поэтому, все тщательно обдумав после исчезновения Салли, он опустился на четвереньки и залез в конуру Хитклиффа, да там и остался – там он и остается по сей день. Когда его просят выйти, он отвечает печально, но весьма твердо: «Нет. Мне место только тут». Каждый вечер, возвращаясь с работы, он заползает обратно в свою конуру.