Мигель Серрано - Наше мировоззрение (сборник)

Но Ницше не верил в конечную цель существования в Круге Вечного Возвращения: он заменяет бесконечное количество случаев магическим творчеством, воздействием поэзии. Он сказал: «Наука — опасная вещь». Я думаю, речь шла о науке, превратившейся в поэзию.

Нет ничего более далёкого от дарвинизма, чем ницшеанская концепция Сверхчеловека. Это — чистая выдумка или творчество, более близкое к Ламарку, чем к Дарвину, но наиболее близкое к Тейяру де Шардену, потому что это творчество зависит от нас самих, от наших индивидуальных усилий (оно осуществляется в «ноосфере», если пользоваться термином Шардена). Однако, если быть совсем точным, концепция Ницше далека ото всех, даже от Шардена. Она более близка к восточной, индийской или китайской концепции, к учению о Майе, Великой Иллюзии, потому что всё — иллюзия и фантасмагория, чистой воды выдумка человека, мага, поэта внутри Круга случайностей и случайных комбинаций энергии и света. Есть камень, есть кое-что, оставленное природой незавершённым (как говорили алхимики), и скульптор, маг должен что завершить («Что можешь ты хотеть ещё, о мир? Ты стать хотел бы невидимкой в нас». Рильке). Таким образом, тезис о Великом Полудне, о Сверхчеловеке — это, в сущности, лишь имитация реальности. Божественная Комедия. Есть нечто бесформенное, податливый материал, которому мы должны придать Смысл, руководствуясь не разумом, не интеллектом, а высшим вдохновением и сосредоточением энергии, «высшей тональностью души», какой мы только можем достичь в нашей жизни с помощью нашей воли к власти, исходящей из глубин энергии, настоящей творческой Идеи. Перед человеком внутри Круга Вечного Возвращения открываются, похоже, две возможности для проявления свободы воли, два пути к свободе (тоже иллюзорных): придать существованию Смысл или покончить с собой. Ни одна другая тварь не имеет таких возможностей.

Быть дающим Смысл — это вершина дозволенного величия: придавать Смысл тому, что его не имеет («Любите меня за то, чем я хотел бы стать, а не за то, что я есть»). Саму вечность человек должен выдумать с помощью Идеи, исходящей из глубин, как экстаз вдохновения. Что же остаётся в конце этой игры света в зеркалах? И остаётся ли что-либо? Здесь закрадывается сомнение («Отче, почему Ты меня покинул?»), которое Ницше разрешает с помощью апологии шутовства, актёрства, дионисической экзальтации. Итак, всё — комедия? Даже Вечное Возвращение — имитация, обман, игра огромных космических зеркал? Мы не знаем; Ницше унёс свою тайну с собой.

В любом случае, он, похоже, верил, что придал смысл тому, что у человеческой жизни нет великой миссии. «В конце (выдуманном) нас ждёт ностальгия». Для отдельных людей нужно выдумать конечную цель. Остальные — не имеющая значения энергия. Когда отдельные личности не придают им смысла, потому что энергия не проходит больше через них, этот смысл придаётся законами стада, законами разумного прогресса, а не мутации. Результат этого — рабство наоборот, то есть черта, характерная для нашей эпохи.

Странно видеть, как этим далёким обходным путём мы приходим к тому, против чего сражался Ницше. Тот, кто утверждал жизнь в её дионисическом аспекте, обличал отрицателей жизни, выдумщиков того, чего не существует, сам предлагает нечто, чего не существует и никогда не будет существовать — простую выдумку, продукт творчества, «в котором заключена ностальгия». Внутрь круга случайностей Вечного Возвращения вторгается скоморох, обман, имитация. Или он хотел верить, что придуманное им, Смысл, внесённый им, как медиумом высших сил, из высшей тональности души, более реальны, чем всё реальное; что любой случай, любое фатальное повторение случайностей в круге реальней всей реальности, потому что они даны раз и навсегда, как сказано в стихах Рильке; что Цветок, которого не существует, значит больше, чем все цветы, что творение может осуществляться только через человека?

Таким образом, индивидуальные случайности превращаются внутри Круга в судьбу, в необходимость, а отчаяние — в «amor fati». «В моей жизни нет больше места случаю, — писал Ницше Стриндбергу незадолго до конца, — мои случайности полны значения». Полвека спустя Юнг назвал это синхронностью.

Несомненно, он должен был сойти с ума. Сила, Энергия разрушают сосуд, в который они поступают. Человеческе ухо не выдерживает звук «высшей тональности». Ницше называл момент, который следует за странным посещением творческого вдохновения «злопамятностью величия», силой, которая обращается против провидца, против медиума, которым она пользовалась, чтобы опустошить его или поломать. «Величие дорого обходится», — говорил он.

Есть мало известные отрывочные записи Ницше, сделанные тоже в Сильс-Марии, в которых о Вечном Возвращении говорится не как о «песочных часах, которые переворачивают то на одну, то на другую сторону», а как о Круге, внутри которого конкретное Я располагает конкретным, хотя всегда ограниченным количеством различных жизней, различных возможностей. В рамках одной из этих возможностей внезапно даётся откровение Вечного Возвращения: Великий Полдень. Лу Саломе в письме, которое мы цитировали, высказывает своё недоверие, может быть, по той причине, что она не знала об этой другой интерпретации Ницше, а думала только об одной жизни, повторяющейся до бесконечности. Но, если существует такое расширенное толкование учения Ницше, «Я» повторяется с возможностью новых реализации. Здесь мы уже делаем большой шаг в направлении метемпсихоза. «Я» располагает несколькими индивидуальностями внутри Круга Вечного Возвращения и проходит через них, пока не достигает Полудня своего откровения.

Я предчувствую, что, когда я умру, в бесконечном времени кто-то в нашем мире или в другой точке Вселенной снова будет ощущать себя собой, как я ощущаю себя сегодня. Эту интуицию, которая преследует меня с детства, я попытался изложить в моих книгах, особенно в «Он-Она».

Вполне возможно, что Ницше переживал сходный опыт, думая об откровении Вечного Возвращения, и начал подозревать, что внутри Круга нет иных «Я», кроме его собственного, что все остальные — это он сам, спроецированный игрой зеркал. Кто сможет доказать обратное? Кто сможет доказать мне, что я — не Ницше, а Ницше — это не я? Кто сможет доказать мне, что когда я умру, вне меня будут продолжать жить другие? Не будут ли эти другие проекциями моего Я или многочисленными, но ограниченными возможностями энергии в круговом движении моего Я внутри Круга Вечного Возвращения?

Таким же образом Ницше — это Вагнер, и Цезарь, и Бисмарк, и Шекспир, и Бэкон; он Дионис и он же Иисус. Мы знаем, что в свои последние дни он подписывал письма всеми этими именами. А в самый последний день он подписался «Дионис» и «Распятый».