Нугзар Гомелаури - Раскрытая тайна алгоритма судьбы. Непридуманная история исследователя Судьбы

Но до события на Эльбрусе произошло ещё более впечатляющее событие. Оно тоже было связано с Горой. Почему слово Гора с большой буквы. Гора кардинально поменяла меня. У меня до определённого возраста не было проблем. Я жил будущим: « Вот завтра произойдёт что – то очень хорошее и моя жизнь измениться в лучшую сторону». Моё настоящее обнадёживало меня будущим. Но всё это происходило до этого происшествия, которое подтвердило одну таджикскую поговорку: «Путник на тропе, как слеза на реснице».

Это было обыкновенное сентябрьское утро. Я собирал в рюкзак альпинистское снаряжение: верёвку, крючья, карабины, молоток, каску и «сбрую». «Сбруя» – это то, во что необходимо было облачится для страховки на маршруте. Мой напарник по восхождению – Андрей уже поджидал меня и мы бодрой походкой направились в сторону Горы и через час уже были под маршрутом. Предстояло обыкновенное тренировочное восхождение. Т.е. ничего особенного, погода отличная, маршрут скальный и нет бы одеть «азиатские галоши». Это такая специфическая обувь, которую когда-то использовали скалолазы на соревнованиях по скалолазанию. За счёт максимального сцепления со скалой, в ней лазание было достаточно уверенное. Но всё же я обулся в горные ботинки. По сравнению с галошами – это были монстры по три килограмма каждый. Облачился в «сбрую». Развесил на ней крючья, молоток, карабины. Ещё тогда подумал: «Одевать каску или нет? Вроде маршрут не сложный». Но всё же одел. Андрей тоже был в полной экипировке. Первый по маршруту пошёл он. Пролез метра три, забил крюк, прощёлкнул карабин, продел верёвку, закрутил муфту – всё по правилам альпинисткой безопасности. С командой «Выдай верёвку», он полез дальше, пробивая крючья, прощёлкивая верёвку он выбрался на небольшую не совсем горизонтальную площадку. Этот факт со временем сыграет ключевую роль в моей жизни. Организовал станцию со страховкой. Дал мне команду, что он готов меня принять. Я стал подыматься, выбивая крючья и в конце концов добрался до Андрея. Теперь была моя очередь двигаться вверх. Поправив снаряжение, я начал движение. Вертикаль скалы с виду была неприступная, но зацепки проглядывались. Горные ботинки неуклюже, но всё же держали на стене. Андрей крикнул мне: «Не увлекайся, бей крюк». Бить крюк было не куда, трещины отсутствовали. «Подымусь выше» – подумал я и продолжил движение. Но вот она долгожданная трещина. Я вбил крюк. Когда я его вгонял молотком, он «пел». Это говорило о том, что крюк в трещине сидит надёжно. Но как я ошибался. Лазанье становилось сложным и малоприятным. Приходилось балансировать, постоянно перераспределяя вес с одной ноги на другую. Жизненно необходима была хорошая зацепка для руки, т. к. ногам в горных ботинках стоять было не очень комфортно. Чуть подтянувшись, я увидел её. Выбросив вверх левую руку, я уцепился за зацепку. Медленно начал подтягиваться, но под моей нагрузкой, она… откололась. Это было неожиданно. Даже по прошествии времени, когда вспоминаю об этом – не приятное чувство охватывает меня. Но вне зависимости от этого, я под собственным весом устремился вниз. Андрей, когда увидел мой срыв, начал выбирать верёвку. «Чаще надо было бить крючья, но есть вбитый крюк» – успел подумать. С помощью страховочной верёвки я должен был повиснуть на крюке. Но как я ошибался, ощутил только лёгкое натяжение верёвки и звук вылетевшего крюка. За счёт этого, меня развернуло, и я уже летел вниз головой. Удар… и темнота. Знаете, я мог бы сейчас написать про белый свет, про встречу с умершими родственниками или с ангелами. Но в моём случае ничего этого не было. Хотя было вытянутое пространство и что самое главное – ощущение чистейшей мысли.

Такой чистоты мысли я никогда ранее не испытывал. Как мне было хорошо. Слово «комфортно» вообще не подходит. Это скорее восторг от обладания кристально чистой мыслью. Но появилось ощущение, что меня что-то или кто-то беспокоит. Я услышал крик и потом увидел белый свет. Боже, как мне не хотелось возвращаться. Я открыл глаза. Увидел надо мной склонившегося Андрея.

«У тебя не было пульса и ты не дышал. Ты умер?»

На поставленный вопрос я не ответил, но спросил: «Кто кричал?»

«Да, ты начал кричать, перед тем как открыл глаза!»

Я резко вскочил и начал ощупывать себя. Вроде всё было на месте, но дикая боль по всему телу.

«Крюк вырвало и ты ударился. Но за счёт того, что площадка была под наклоном, удар пришёлся по касательной и ты отскочил. Я еле тебя поймал, чтобы ты дальше не улетел. Каска тебя спасла.»

«Каска меня спасла, а я ещё думал одевать – не одевать?».

Потом начался долгий путь вниз. Спускался сам, Андрей меня чуть подстраховывал. Больничка. Травмпункт. Рентген. Высказывание врача, разглядывавшего рентгеновские снимки, что так не бывает и про «родившегося в рубашке». Я всё не мог забыть об ощущении «кристально чистой мысли». А Андрея потом Гора забрала. Разбился при восхождении. Но это уже было без меня.

Ещё одно прикосновение к тонкому миру на уровне ощущения чистейшей мысли. Судьба преподнесла мне определённый опыт о том, что мы как сознание не умираем и можем «жить» в иной форме существования. Главное я понял, что существует ещё одна форма существования – мыслительная. Поясню. Как мы обычно мыслим? Обычно мыслим дискретно. Сидя, например, в трамвае, смотрим в окно и думаем о том, что необходимо сделать или о текущих каких- то каждодневных делах: про суп, который необходимо сварить, про уборку в доме, но вдруг увидели яркую вывеску магазина и подумали о том, что не плохо было бы заглянуть в него, потом ни о чём не думаем, просто наблюдая проплывающий пейзаж. А при клинической смерти мыслим непрерывно, наслаждаясь самим мыслительным процессом, созерцая его, как созерцают горящий огонь, текущую реку, плывущие по небу облака.

Но хочу ещё раз возвратиться к этому случаю на Горе, последствия которого привели меня к интересному умозаключению. Уже дома, лёжа на койке с перевязанной грудной клеткой я пытался восстановить детали восхождения. Но тело это воспринимало как угрозу, что приводило к нестерпимой боли всей мускулатуры. Кроме того, появилась другая проблема: даже не большая ступенька или возвышенность приводила меня в истерическое состояние. Я столько лет занимался горовосхождением и такой казус. Подхожу к стене, вертикально уходящей вверх, и всё тело начинает «ходуном ходить». Долгое время я не мог совладать с собой. Но как- то подошёл к простому маршруту.