Алла Серимоглу - 17 жизней, или Вспомнить все

В моей сегодняшней жизни я стояла на кухне и резала овощи для салата. Механически перебирая помидоры, огурцы и отрезая хвостики, я думала о своем, постоянно передвигаясь от стола к мойке. Нож острым концом около ручки впился в середину большого пальца на правой руке. Было не больно, но так как острый конец вошел треугольником в палец, крови было достаточно. До этого я думала как раз о нападении на меня, ощущая это специфичной головной болью, поэтому первая мысль после пореза была о защитных ставах, которые работали с драугами, и им нужна была дополнительная энергия, чтобы отражать нападение. Это была специфика только этих ставов, другим для работы кровь не нужна, но действовать нужно быстро, пока она не свернулась. Я прошла в комнату и достала из стола папку. Открыв ее и найдя нужные ставы, я указательным пальцем другой руки взяла каплю крови и размазала ее по ставу, потом тоже самое проделала со вторым. Кровь в энергетическом мире является валютой. Можно ею рассчитываться за работу, и можно за нее убить. Моя кровь представляет ценность, потому я стараюсь быть аккуратной с режущими-колющими предметами, но если все же случается травма, то кровь будет использована, а не утечет бесцельно. Проделав процедуру со ставами, я пошла искать бинт, чтобы закрыть рану. Муж, увидев кровь на секунду замер, потом нежно взял мою руку в свою и поднес ее к своим губам. Снова замер на секунду и слизнул оставшуюся кровь. Я улыбнулась и спросила: «Вкусно?» Он ответил: «Дааа» – пошутил он, причмокнув от удовольствия. Я мягко высвободила руку и сказала: «Помоги лучше найти пластырь». «Ах да» -сказал он, тряхнул головой и двинулся к коробке с лекарствами. Моя кровь привлекательна из-за печати вампиров, и в ней до сих пор есть феромоны вампиров, которые делают ее очень вкусной. Ее хочется пить, на нее подсаживаешься, как на наркотик, и она холодная, и никогда не греет.

Балканы – одно из красивейших мест на земле, и одно из самых опасных. Еще когда было живо тело сумасшедшей, я решила путешествовать, чтобы хоть как-то заглушить боль утраты всех, кого я любила. К слову, к костюмам я отношусь с вниманием, как к любой другой одежде, а человеческое тело с чужим сознанием – это обычный костюм, правда биологический, но суть от этого не меняется. Инкарнация – не что иное, как возможность быть на физе, но есть один минус. Не так просто попасть в хорошее тело и вырасти в хорошей семье, там тоже очередь и, часто, мощная защита от родственников и рода, поэтому иногда выбирать не приходится. Да у меня и не было особого выбора, с обрезанным сознанием и украденными возможностями я могла использовать только бедные семьи и их детей. Это было проще, но также и опаснее в некотором роде. Ребенку из бедной семьи намного легче попасть в плохую компанию, и они часто растут, как сорняки в поле, без должного присмотра и охраны, часто подвергаются насилию, однако меня это не страшило. Почему я выбирала детей, а не сразу взрослых? Только потому, что в них легче инкарнировать, и отчасти выиграть время и вспомнить, кто ты и что ты. Потом, позже, я просто уже развлекалась, восхищая своих родителей профессорскими познаниями в шести-летнем возрасте. В теле сумасшедшей я только начала восстанавливать события и пытаться понять и что случилось, и как это можно поправить, а частично вернуть память и восстановить ход событий помог сам же Отшельник, показав мне магию и артефакты.

Я убивала его медленно, в духе Борджиа, вернее это они делали в моем духе, с Лукрецией я была близко знакома, мы обе были членами полусекретной организации, состоящей из аристократов, элиты и богемы Флоренции. Я не могла использовать против Отшельника магию, меня бы сразу нашли, так как меня разыскивали не только друзья, но и враги. Он не выдал меня ни друзьям, ни врагам, но мог сделать это позже. Стрихнин, который находился в рвотном орехе или семенах чилибухи, и который я использовала, чтобы купировать болевые ощущения при месячных, я растирала в порошок и добавляла в его еду. Действие стрихнина не так заметно и явно, как действие других ядов, в малых дозах индийские жрецы употребляют его, чтобы видеть галлюцинации, которые они принимают за послания богов. Я наблюдала его смерть и вспоминала свою… око за око.

Сумасшедший костюм прожил со мной достаточно долгую жизнь для женщины-бедуинки, после его смерти я оказалась в Трансильвании. Ее ядро – гигантское горное плато, по форме напоминающее подкову, огороженное грядой Восточных и Южных Карпат. Это край скалистых вершин, упирающихся в небосвод, пологих лесистых склонов, багровеющих по осени, горных озер, чистейших, как слеза, и виноградных долин, где чувствуешь себя пчелкой и дуреешь от цветочного запаха. В то время это фантастическое по красоте место населяли, в основ-ном, человеческие крестьяне, замки принадлежали вампирам, а леса оборотням. В общем-то, они до сих пор смогли устоять перед натиском человека, и именно потому, что они его защищали, это место все еще такое же, как и 1500 тысячи лет назад.

Высшие, а оборотни и вампиры высшие, жуткие собственники, на пересекающего без приглашения их территорию могут нападать, даже не спрашивая, зачем он пришел. Кого волнует, что чужак не видит тонкий план, не понимает знаков, не прислушивается к интуиции? Да никого. Мало того, что они слепо-глухие, так они еще и претендуют жить здесь. С такими умниками вампиры и оборотни расправляются без раздумий. Валашский князь Влад III Цепеш по проз-вищу Дракула никогда не был человеком, это была инкарнация вампира, который использовал костюм, чтобы быть на физе и лучше контролировать людей. Он был одним из многих преступников, сосланных сюда Старой Империей.

Я, красивая молодая 18-летняя крестьянская девушка, отогнув виноградную лозу, пристально смотрела на лес, который начинался примерно в километре от виноградника, на котором я работала. Вековые деревья манили своей прохладой и еле различимым, достигающим только при порывах ветра, запахом мха. Я часто слышала зов из леса, иногда чувствовала взгляд, но родители меня не раз предупреждали, чтобы я никогда не ходила туда одна. Не объясняя почему, они делали большие глаза, испуганные лица и повторяли безостановочно «запрещено». До сегод-няшнего дня я их слушалась беспрекословно, но сегодня у меня был день рождения, и я решила сделать себе подарок. Сделать то, что хочу я, а не родители. Сегодня я загляну в лес, одна, и заодно наберу малины, к праздничному пирогу, который я хотела испечь к ужину.

Стоял полуденный сентябрьский зной, но в лесу была настоящая живительная прохлада. Я продвигалась по тропинке вглубь леса к знакомому малиннику, впереди меня бежал мой преданный лохматый друг Лучи, весело виляя хвостом, он периодически оглядывался на меня, смешно улыбался во весь рот, из которого свешивался его длинный язык. Это был крупный деревенский пес, подаренный моим родителям чабанами, но очень похожий на волка. Никто не видел его папу, но мама честно охраняла стада овец. Мы были вместе уже 5 лет и души не чаяли в друг друге. Он был практически всегда со мной, и я очень сильно по нему скучала, даже если он покидал меня всего на пару часов, чтобы прошвырнуться по деревне и побрехать вместе с соседскими собаками. Свет, прошивая кроны деревьев, делал лес фантастически красивым. Мирно чирикали птички, легкий ветерок обдувал мое лицо. Мягкая улыбка не сходила с моих уст, но в голове звенели колокольчики страха, а глаза пытливо осматривали местность. Внезапно на тропинке впере-ди меня возник силуэт мужчины. Лучи замер, как вкопанный, и зарычал. Рассмотреть его было сложно из-за теней, но, судя по фигуре, он был молод и хорош собой. Когда он приблизился, внутри все замерло,