Леонид Казаков - Респаун

Хищная, злобная, кровожадная пасть провожала меня своим гипнотическим взглядом. Я был уже далеко, но даже отсюда этот гигант выглядел просто феерично. Я в студенческие годы пробовал писать стихи, и у меня неплохо получалось, вот и, глядя на удаляющийся Юпитер, родились эти строки:

Что ждёт меня дальше ?

Как долог мой путь ?

Я чувствую здесь лишь начало .

Юпитер , конечно , мог и подмигнуть ,

Но встретил озлобленным взглядом .

Великий , ужасный , бушующий зверь

Смотрел , пожирая глазами .

Хотел проглотить меня , но не успел ,

Спасибо за то мирозданью .

11. Регрессия

Находясь под впечатлением от увиденного, я продолжил стремительно удаляться всё дальше и дальше в бескрайнюю пучину галактического пространства. Очень жаль, что нельзя остановиться и вдоволь наглядеться на встречающиеся по пути объекты. По всей видимости, маршрут построен, и я уверенно двигаюсь к назначенной точке, если таковая имеется.

Ну что же, на горизонте всё относительно чисто, лишь звездные системы, на миллионы километров раскинувшиеся вокруг, окружали меня. Жаль, я не взял книжку с собой, было бы чем скоротать время. Но, раз состояние дел я никак не в силах улучшить, буду довольствоваться тем, что у меня есть. Воспоминания.

Первое, что пришло на ум, это рождение Марка – моего старшего сына. Я был на седьмом небе от счастья, когда он появился на свет. Я присутствовал на родах, Надя настояла. Я, конечно, был изначально не против, но, оказавшись в родовой палате, внезапно передумал. Все эти крики и беспомощность… Я мог только успокаивать её, но она так сильно сжала мою руку и кричала, что в один момент мне даже показалось, что она её сломает. Но всё прошло хорошо, и в тот вечер я стал отцом. Взяв Марка на руки, я пообещал ему, что всегда буду с ним рядом, и что он ни в чем не будет нуждаться. А тут вот всё как повернулось. Я до сих пор чувствую все, что происходило в родильной палате: запах простыней, спирта, хлорки, этот холодный больничный свет и Марк, который только что находился в утробе Нади, а теперь, такой маленький и беззащитный, на моих руках.

При вторых родах, по понятным причинам, я не находился. И лицо Макса я увидел на экране смартфона. В тот момент я находился на работе и был как на иголках. В тот день была аудиторская проверка, и весь офис стоял на ушах. Но когда Надя прислала фото с малышом, я сел на стул и просто ушёл из этого мира, провалился в вакуум. Не было ничего вокруг: ни суеты, ни громких разговоров, ни телефонных звонков, ни коллег. Только я и мой смартфон. Я просто сидел и смотрел на них. И в голове сидела лишь одна мысль – я отец двоих парней. Кайф!

Но большая семья требует больших финансовых вложений. К тому же, жили мы не абы где, а в центре столицы. И поэтому на работе я пропадал порой круглосуточно. Мне кажется, если сложить всё время, которое я провёл совместно с Марком и Максом, то не выйдет и месяца. Я хотел всё это наверстать, когда уже буду чувствовать себя свободно в финансовом плане, но этот тяжкий груз давил очень сильно и пожирал всю мою жизненную энергию и время.

Да, были моменты, когда я мог выдохнуть и побыть с семьей. Но почему- то я выбирал общество Марины, а дети меня видели всегда уставшим и беспомощным. Таким они меня запомнят – скучный, усталый папаша, который приходит ближе к ночи и, еле волоча ногами, топает в спальню, ведя с детьми беседу, лёжа на кровати. М-да, так себе картина, отец года просто. Очень жаль, что я ничего не дал своим детям в плане развития, огромное спасибо Наде, что отдавала всю себя их воспитанию. И учитывая, какие они озорные, ей приходилось в два раза труднее.

Снова груз вины начал давить на меня. Вина в том, что оставил их так… так внезапно. Ведь если бы не моя животная натура, всего бы этого не было. Ладно, я дал себе обещание не думать об этом, я боялся, что меня будет возвращать к этим мыслям, но тут уже ничего не поделаешь, нужно смириться и подумать о чем-то другом.

И почему-то первое, что пришло на ум, это история, которую я рассказывал однокурсникам, будучи в общаге университета, когда мы кутили, и я впервые попробовал марихуану. Почему именно она? Что-то изменилось с того момента, ведь события, описанные мной, стали более дополненные и более визуализированные. Будто я, и правда, был на месте того солдата во время Второй мировой войны. Очень странное ощущение. Будто моя память – это видеокассета, где запись моей жизни прерывается, и я вижу, что было на пленке до этого. Кто вырос в 90-е годы, тот меня поймёт. Вот тут мой интерес разыгрался не на шутку. Это не было похоже на плод фантазии, больше на интегрированные воспоминания. И я начал прокручивать все события, которые были связаны с этим персонажем, двигаться по его траку времени. И меня снова охватил ужас.

Персонажа в моём разуме звали Уильям Стюарт, и он был лейтенантом британской армии, который сражался на поле боя в сухопутных войсках. Теперь я мог вспомнить абсолютно все, что было связано с этим человеком, вплоть до имени его прадеда, и его, кстати, звали Томас. Я помнил даже теплоту и толстый ворс его свитера и свои слезы на нём, когда обнимал его в последний раз, перед тем как он ушёл. Но эти ощущения и эмоции не принадлежали мне! Как они оказались у меня в сознании? Может, это что-то из области фантастики и здесь, за миллионы километров от дома, разум переплетается с чьим-то еще, и мы одной вереницей держим путь в неизвестность? Да что за бред, это события столетней давности. Ведь родился Уильям в 1895 году. Ничего не понимаю.

Покопавшись в прошлом Уильяма, я выяснил, что он прожил достойную жизнь. У него было трое детей и семь внуков, и все они очень гордились своим дедом. На войне он получил ранение в живот и неоднократно показывал внукам шрам под левым ребром. Но после выписки из госпиталя он не отправился домой, а продолжил воевать. И пройдя всю войну, весь этот ужасный путь через кровь, голод, холод и стрельбу, он вернулся с медалью за отвагу домой. Я чувствовал на себе гордость и счастье Уильяма, все его ощущения, все слова благодарности, что ему выражали, всё это я ощущал в этот самый момент. Чувствовал страх и осознание неминуемой гибели, когда он ложился под гусеницу танка в окопе, а потом с гранатой взбирался на него и бросал в кабину фашистам. Всё это было настолько отчётливо, что сводило с ума от того, почему я раньше всего этого не помнил. А ведь часть воспоминаний я в точности воспроизвёл в тот вечер в общежитии.

Прокрутив его жизнь вперед, я увидел празднование дня рождения Уильяма. Это был юбилей, 80 лет. Тем утром, едва поднявшись с постели, Уильям подошел к зеркалу. В отражении был седой, но крепкий старичок с голубыми, как небо, глазами. Морщины заполняли всё его лицо, но оно было доброе и полное радости. Уильям ощущал слабость и бессилие, но изо всех сил старался быть в тонусе, ведь впереди предстояло большое празднование и должны были приехать все его родственники. Он улыбнулся своему отражению и произнес: