Юлия Ефимова - Летописец. Книга 2. Тень во времени

Добравшись до спальни, Райгард не сразу понял, что находится там не один. На постели сидела закутанная в плащ Илза. Девушка улыбнулась, глядя куда-то над головой Райгарда. Мысли перепутались окончательно.

– Ты ко мне? – глупый вопрос: кого ещё можно ждать в комнате начальника королевской стражи?

Она посмотрела на него, пламя свечей отразилось в её глазах, сделав их непроницаемыми, как зеркала. Илза откинула плащ: больше на ней не было абсолютно ничего. Она встала, плащ выскользнул из её пальцев и с шорохом опустился на пол.

Райгард тяжело задышал, возбуждение нахлынуло как штормовая волна, он ощутил, что ему не хватает дыхания. Илза подошла, расстегнула застёжку камзола, потом следующую. Райгард начал помогать, чувствуя, как маленькие пальчики спускаются всё ниже. Он сглотнул и рванул камзол так, что оставшиеся кожаные застёжки порвались, потом стянул рубаху и штаны. Он не ожидал, что Илза вот так примет его предложение. Будем считать, что у него тоже брачная ночь, как у короля. Райгард поцеловал Илзу – она покорно опустилась на постель.

***

Самайя, открыв на его стук, устало улыбнулась. Закрытая Летопись лежала на деревянной подставке.

– Прошу прощения за вторжение, Самайя. Я здесь по просьбе короля.

– Он вас прислал?

– Он отправил Райгарда…

– А, решил держать драчуна подальше от добропорядочных пьяниц? – она говорила спокойно и могла показаться равнодушной, но Ноэлю послышалась лёгкая насмешка.

– Пожалуй. Я отправил сына спать.

– Думаю, Райгард будет вам благодарен, – Самайя склонила голову, глядя на него как-то странно. – Что же нужно от меня королю?

Ноэль осмотрелся. Небольшая комнатка: два окна, полки с книгами, стол, кресло, умывальник, канделябр на три свечи. Он не увидел ничего, напоминающего жилище колдуньи, как часто называли Самайю. Кровать приготовлена для сна. Кажется, ему здесь не место.

– Его Величество просит вас закончить работу на сегодня, – Ноэлю с трудом дались эти слова. Неловкость ситуации выводила его из себя.

– Понимаю, – Самайя медленно подошла к столу. – Присядьте, пожалуйста, – она указала на кресло.

– Нет, мне, наверное, пора, – Ноэль не хотел уходить, ему казалось, что вынужденное одиночество для неё тяжело. С другой стороны, он всё равно уйдёт, она опять останется одна. До конца дней. Он содрогнулся.

– У вас нога болит, дайте ей передышку. – Она взглянула на него, мерцание свечей в её глазах полыхнуло как огонь. Сейчас она особенно походила на ведьму из сказок. Ноэль отогнал наваждение, но боль и впрямь его беспокоила. Хождение по ступенькам всегда вызывало трудности, он и сюда-то по лестницам и переходам между башнями добирался больше получаса. Нога ныла так, что он боялся не дойти обратно. Ноэль сел в кресло и с улыбкой спросил:

– А об этом вам тоже Летопись сообщила?

– Вы хромаете больше, чем обычно, – она присела на скамейку у стены.

– А для вас не опасно говорить со мной?

Она печально улыбнулась.

– Летописец не обязан жить один, – она задумчиво смотрела на свечу: та зашипела и погасла. Зажигать её снова Самайя не стала. – Я могу выходить, общаться с людьми, слушать и наблюдать, пировать с остальными, но в беседе участвуют, по крайней мере, двое, а в разговоре со мной собеседник говорит как бы сам с собой. Я не могу дать ему совет или ответить на вопрос, если это даст ему повод к действию. В народе часто говорят «моё дело – сторона», однако сторона, в некотором роде, тоже выбор. Летописец выразился бы иначе: «всё, что происходит, – не моё дело».

– Это ведь нелегко, правда? – Ноэль массировал колено, скрывая смущение. Самайя казалась теперь спокойной, почти холодной. Она пожала плечами:

– Я привыкаю. Окружающие не всегда понимают и обижаются.

– Я понимаю, – он посмотрел на неё: – и, поверьте мне, восхищаюсь вами.

Самайя на мгновение растерялась и тут же опять закрылась в своей раковине.

– Я редко видела вас после войны. Как ваш дом?

– Мы с сыном его отстроили, – Ноэль был рад перевести разговор на безопасную тему. – Жаль, что вы не сможете у нас побывать.

– Моё место здесь, – она окинула комнату взглядом, в котором Ноэль уловил едва заметную горечь.

– Прежний летописец тоже жил здесь?

– Да, почти всё осталось от него. – Ещё одна свеча погасла. Ноэль зачарованно уставился на единственный живой огонёк. Если погаснет и он, подумал Ноэль, они останутся наедине в темноте. Темнота и Самайя после того дня, когда казнили Катрейну, часто соединялись в единое целое в его снах. Он ощущал лёгкий поцелуй в губы, слышал чей-то знакомый голос, говоривший «Ты хочешь спасти его, погубив себя?». Она стирала кровь с его лица, но, проснувшись, Ноэль не понимал, откуда взялись эти видения. Иногда он жалел, что это лишь сон.

Неприличные мысли зашевелились где-то в мозгу. Он слишком давно не позволял себе вспоминать о женщине в постели. К тому же, после войны его постоянно мучили боли в почках, в руке, в колене, отбивая любые желания. Сейчас болей не было, и собственная реакция напугала его. Он что, совсем сошёл с ума от воздержания? Она же ровесница его сына!

– Мне пора, – Ноэль поднялся. – Сегодня был трудный день.

– Я тоже хотела выйти на свежий воздух. Люблю гулять ночью, когда все спят.

Ноэлю захотелось забрать её отсюда, но куда? Ей нет места в обычной жизни. Самайя взяла оставшуюся свечу, переставила её на небольшой подсвечник и открыла дверь.

Они спускались внутри башни в тишине, пламя металось по стенам. Ноэль часто останавливался, Самайя терпеливо ждала, не предлагая помощи. Даже такую мелочь летописец позволить себе не мог. Он понял это, когда увидел её виноватое, расстроенное лицо. Он улыбнулся ей. Огромная чёрная тень Самайи вырисовывалась на стене – такая же беспомощная и безмолвная, как её хозяйка. Тень среди старых камней, тень среди людей, тень среди меняющихся времён.

На втором этаже, у двери в покои короля, раздались крики:

– Лекаря!

Ноэль, превозмогая боль, заставил себя идти быстрее. Самайя шла рядом.

***

– Ну, давай, – Дайрус пыхтел, приказывая своему органу восстать, словно тот мог послушаться полупьяного крика. Марция, прикрываясь одеялом, смотрела на мужа, с трудом скрывая отвращение и слёзы. Дайрус пытался исполнить супружеский долг, но такими темпами он не управится и к утру. Неужели он так её ненавидит? Разве её вина, что болезнь прошлась по ней, и ни один мужчина на посмотрит теперь на неё с любовью и желанием?

– Это из-за тебя, – Дайрус плюхнулся на кровать, его шея оказалась возле её лица. Вены на шее вздулись, кожа раскраснелась. «Как бы его удар не хватил», – подумала Марция. Она не знала, как быть. Мать готовила её к отношениям с мужчинами, объясняла, как себя вести, когда они, точно животные, рвутся утвердить власть над женой, однако о таком она не говорила. Наверное, отец никогда не давал матери повода думать, будто так бывает. Почему Дайрус не такой? По слухам, у него было много женщин.