Аманда Йейтс Гарсиа - Посвященная. Как я стала ведьмой

В то время как я наслаждалась идеей о том, что где-то существует сборище ангелов, охраняющих меня, мне также хотелось жить жизнью дерзких интеллектуальных приключений, отдавая должное абсурдному и одинокому состоянию человека при полной свободе. «Я бунтую, следовательно, я существую», – провозгласил Альбер Камю. «Да!» – ответила я. Не зная, как согласовать свое желание бунта с желанием быть защищенной и окруженной заботой, главным утешением для себя я нашла занятия танцами. Иными словами, я отыскала свое пристанище в своем собственном теле. Меня также успокаивали слова Ницше: «Мы должны считать потерянным каждый день, в который мы не танцевали». В танце вопросы бытия проходили через плоть, сквозь вес и дыхание, музыку и движения. Моя учительница танцев, Кей Фултон, чернокожая женщина в возрасте около сорока лет, с жизнерадостной улыбкой и пристрастием к ковбойским шляпам, всегда говорила нам мудрые слова о том, что нужно быть уверенными в себе, занимать свое место. «Почувствуйте ногами землю. Позвольте своему телу сказать «Я есть», – поучала она нас, и этим опровергала последователей Декарта, которые предпочитали бестелесный разум.

Я получила первый призыв к колдовству, который теперь считаю обрядом крови, во время всех этих исследований взрослой жизни. Мы с Даршаком занимались сексом на диване. В целом наши любовные ласки были невинными, немного неуклюжими, но с удивительной, редкостной чувственностью. Я водила пальцем по изгибу его брови, а он зарывался лицом мне в шею так, что я чувствовала, как меня щекочут его длинные ресницы. В ту ночь наши угловатые подростковые тела создавали горы из одеял. Спустя десять минут усердных попыток Даршак, хихикая, спросил меня, не обмочила ли я постель. Спросил из-за хлюпающего влажного звука, появлявшегося, если мы двигались.

Мы откинули покрывала и обнаружили, что были мокрыми, от колен до груди, вымазанными в теплой, липкой субстанции, черной в пятнистом свете луны. Прибежав в ванную, мы включили свет и увидели, что это кровь. Как-то сразу же кровь появилась везде. Брызги на стенах, грязные мазки на полу, бегущие по душевым занавескам вниз на плитку струйки, заполняющие слив. Мы не знали, откуда она берется, я не ожидала месячных в тот момент, да и вообще они всегда были малокровные.

Включив душ, мы посмотрели вниз на пенис Даршака, чтобы выяснить, не поранен ли он. Мне показалось, что я заметила там небольшую царапину; Даршак схватился за занавески, когда у него подкосились ноги. Он пошатнулся и упал навзничь и ударился бы головой о плитку, если бы я его не подхватила. Его лицо было изможденным, серо-молочного цвета. Я кричала его имя: «Даршак, Даршак» и думала, что он умер. Я понятия не имела, что делать. Не раздумывая, я выскочила из душа и выбежала за дверь, в ночной сад, взывая о помощи. Я ломилась в первую попавшуюся соседскую дверь, но никто не отвечал. Я поняла, что была голая и вся в крови. Забежав назад в наше бунгало, чтобы схватить полотенце, я увидела, что Даршак открыл глаза. Казалось, с ним все в порядке. Я забралась в ванну, чтобы попытаться вытащить его оттуда и вытереть. Но кровь по-прежнему обильно текла по моим ногам, большими комками скатываясь в сливное отверстие. Настала моя очередь потерять сознание.

Что-то во мне высвободилось. Я хотела вернуться к дикой природе. Разрушать цивилизации. Трахать женщин. Мои ненасытные аппетиты пожирали меня. Я перестала есть. Я чувствовала, что это мне не нужно. Я могла питаться солнечным светом. Его было так много, что я могла глотать воздух. Я никогда не была голодна, я больше не хотела принимать участие в жизни, установленной для меня. Я просто больше не могла. После обряда крови я пробудилась. Я в полной мере ощущала натиск и мощь моих сил, я была стрелой, выпущенной в воздух, и ветер стремительно обдувал мои острые контуры. Свободно летящая. До тех пор, пока мир мужчин не поднял свой щит. И вот моя стрела вонзилась, точно в лоб Медузы.

Со мной случилось что-то типа разрыва матки, части тела, которая по приказу общества делает меня женщиной. Я так и не узнала, почему это произошло. Мой гинеколог сказал, что это мог быть выкидыш, но проверить это не было возможности. То, что обряд крови произошел со мной во время секса, было важным событием, потому что секс – это один из путей посвящения нас во взрослую жизнь. Это была инициация, связанная с полом, сексуальностью, партнерством, материнством и, в конце концов, с моей ролью женщины.

Лоно женщины само по себе уже начало: идя в одну сторону, ты рождаешься, идя в другую – становишься существом, принадлежащим к одному из полов, «взрослым», способным к воспроизведению потомства.

Исторически во всех культурах обряды посвящения во взрослую жизнь существуют для того, чтобы показать детям их роль, которой от них будут ожидать в их обществе. Эти обряды учат молодых людей мифам их культуры, учат их тому, кто в их цивилизации имеет власть, а кто – нет. Инициация, включающая в себя гениталии, может содержать обрезание, менструации, потерю девственности и так далее: она призвана помочь детям понять свое место в мире и быть способными выполнить то, что от них ожидают в качестве взрослых. К сожалению, многих из нас обряды взросления часто приводят к несправедливостям наших культур. У тебя вырастает грудь, и обряды взросления Америки сообщают тебе, что тебя будут судить по ее размеру и остальным приятным качествам. Но зов колдовства ведет нас по иному пути. Когда ты пробуждаешься в культуре ведьм, ты призвана культурой взаимозависимостей и совместного созидания. Здесь твоя ценность не зависит от того, насколько ты сексуально притягательна, или какой из тебя продолжатель рода, или воспроизводитель рабочей силы, или можешь ли ты создавать капитал. Она зависит от того, насколько ты содействуешь процессу восстановления очаровательности мира. Наш зов ведьмовства наделяет нас всем, чем нужно, для исцеления, роста и обретения наших сил. Я могла бы значительно сократить годы смятения и борьбы за выживание, если бы была способна тогда распознать, что это был призыв к действию, а не время кризиса, которое ушло, оставив меня молить о пощаде, лежа на полу.

Приблизительно во время моего обряда крови я залезла в маленький бархатный кошелек и вытащила оттуда руну Хагалаз. Руны – это северный инструмент прорицания, инструмент из дохристианской Скандинавии, часто выгравированные на костях или камнях. Я сделала свои руны из глины, в летнем лагере, в возрасте около тринадцати лет, и покрыла их менструальной кровью. Несомненно, одна из наиболее экзистенциальных рун, Хагалаз, была почитаема Ницше. Это руна разрушения, но также руна инициации. Что-то ломается, появляется проход, и мы входим в него.