Хамархан Хамтай Александр - Воспоминания старого шамана. Дух кочевой

Меняли духи друг друга в пути. Дождем поливали горца, ветром обдували. Туманы нагоняли на тропы, да так, что ничего не видно: не воздух кругом, а белое молоко. – Глянешь сверху – ни тропы не видать, ни собственных ног.

Все равно шел горец, посохом впереди стукал, – дорогу наощупь прокладывал.

Точно так, как и он сейчас, шли многие, по своей жизни, на ощупь и без наставника. Словно в полной темноте. Шарахались из стороны в сторону, поддаваясь на соблазны и уговоры, на чужие обещания. Но жизнь не была всегда яркой и сладкой на вкус, она бывала кислой и горькой, лишь изредка показывая свои светлые стороны. Такова она оказывалась, такова была ее цена: вечная дорога, вечная неуверенность и сомнения.

Била горца жизнь, испытания свои посылала. За каждым легким поворотом следовал тяжелый и опасный затяжной подъем. Потом вдруг судьба срывалась вниз, и казалось, ничто ее не остановит от неминуемой катастрофы. Но происходило нечто, что оставляло горца на этой земле. Цеплялся он за жизнь, изо всех своих сил. Цеплялся даже тогда, когда и шансов никаких не оставалось. Вселенная дарила ему один и единственный шанс. И как бы не падал и как бы не разбивался горец, все равно оставался жив и при своей памяти. Позже наученный горьким опытом он продолжал свой нелегкий, уверенный путь.

Прошли годы, прошли не нужные метания и ложные цели. Силы, с возрастом, становилось все меньше. Однако оставалась непоколебимая вера в Создателя, и в то, что какой бы темной не была темная ночь, после нее всегда наступит рассвет и новый наполненный жизнью день.

Закалялся характер горца, укреплялся его Дух. Знания его становились опытом, а опыт мудростью. Пришло его время делиться.

Шли к нему молодые: спор рассудить или помощи в деле просить. Давал он советы и делом помогал. Разрешал споры сильные, ругани и обиды выслушивал. Судил по справедливости, становился на сторону слабого.

Сам был когда-то молодой и горячий, сам понаделал ошибок, обид причинил по глупости, по упёртости своей молодецкой.

Жил в то время в селении другой уважаемый старейшина. Ставил он справедливость на первое место – наказывал горца молодого за дела неправедные. По-полной наказывал, безо всякой пощады, – в назидание другим.

Видал горец и чужие ошибки, и собственные. Их, в особенности, собственной шкурой чувствовал. Учился он законам негласным, суть естества постигал, суть справедливости родовой и природной.

Была у горца жена красавица и умница, нарожала она детишек, воспитала их правильно. Достойным примером стала для детей. Покорной с мужем была и покладистой. Помогала ему, поддерживала в делах и в разных вопросах. Когда сомневался ее мужчина, сердился, она успокаивала по-женски, советы ему давала.

Получались они рассудительные, с обеих сторон взвешенные, – решения, которые горец принимал.

Разное повидали вместе: и хорошего и плохого. Учила жизнь молодую семью, показывала все прелести и невзгоды. Наговоры показывала соседские, зависть и несправедливости. Через многое они прошли, много чего испытали. И, несмотря на горячий характер горца, на вспыльчивость и обиды, которые в ярости мог нанести, прощала молодая женщина мужа. Оставалась верной спутницей по всей его не спокойной жизни. Разделяла заботы и хлопоты, тягости и все испытания.

Когда приезжали гости в селение, горцы принимали их. Стол накрывали, песни веселые пели, разговоры вели душевные. Оставляли их на ночлег. А после, перед отъездом гостей подарками их одаривали и их ребятишек.

Не баловала жизнь молодых, жестко порой воспитывала. Края предгорные – не простые. Лениться здесь некогда и долго отдыхать: все, что руками и ногами, навыками своими заработаешь, то и твое. Еще и природа вмешивалась в планы, свои коррективы вносила.

Научила жизнь радоваться самому малому: солнцу и ветру, дождику, новым ягнятам в стаде, траве зеленой на склонах, – самым простым человеческим вещам. Удивлялись люди всему, что их окружало, и делали это искренне, с чистой и детской наивностью.

Трудились они не покладая рук: на кусок хлеба честно зарабатывали, на чужое никогда не зарились.

Шел старый горец по тропе, большие усилия прилагал, чтобы к цели добраться. Гудели ноги от усталости, но руки продолжали крепко держать деревянный посох. Иногда он останавливался ненадолго, отдыхал.

Не баловала погода горца: то дождик «накатывал»: мочил с ног до головы. Трудно тогда приходилось, – никуда не спрятаться от дождя.

После, ветер налетал, гудел, завывал как зверь. Начинал по-своему старца испытывать: влажную одежду порывами рвать, пронизывать до самого его естества.

Но, несмотря на преграды погодные, шел горец, – путь свой уверенный продолжал.

Волосы седые развивались на холодном ветру. Лицо без света солнечного казалось еще суровее. Несли, его, ноги по каменистой тропе, посох опирался о твердь земную, не давая запнуться или упасть.

Снова туман напустился, опять все затуманил. Однако горец не остановился, – пробивался своей дорогой.

Тяжелел туман, насыщался. Опускался он все ниже и ниже, пока не открыл Небеса, – такие близкие и такие родные.

Остановился горец, глянул на небо: высоко в облака, – туда, где когда-то светило солнце.

– Я иду к тебе, любимая, – повторил он тихим голосом. На его лице проступила скупая мужская слеза. Не выдержал он от накатившей горечи, оперся на свой посох, склонился.

Где-то рядом, недалеко в тумане, прокричала птица. Холодом обдало старика. Он отпрянул в сторону, едва не уронив свой мешок. Присмотрелся внимательно, но ничего не увидел.

– Еще немного…, совсем немного…, – проговорил он еле слышно. Подкинул мешок повыше, глубоко вдохнул и распрямил сгорбленную от усталости спину.

Далеко, в своей молодости, он был высокий и статный, широкая кость и мышцы налитые. Руки его были цепкие, как будто стальные, глаза глубокие и пронзительные. Силы было много у горца. Много работал он, далеко ходил своими ногами, познавал жизнь через природу предгорную, через свое ремесло. Ошибки свои собирал собственные, – не слушал ни чьих советов.

Учила жизнь, его, порою жестко. Сильно стукала с разных сторон: валила с ног, ломала непокорного. Но вынес горец ее учебу. Много ошибок накопил с годами. Наступал этап все исправить. Стал горец принимать наставления от старших, к советам начал прислушиваться. Правы были старейшины, правильно все советовали. И жизнь продолжалась, – не стояла на месте.

Подрастали дети, уходили в горы старики, покидали родные и близкие. Мало чего осталось, с того времени, от молодого статного горца. Разве, что руки такие же цепкие, и пронзительный взгляд, на испещренном от морщин суровом лице.