Егоров Александрович - Море и берег. Сага о Скаре. Книга вторая

Когда мне надоело любоваться восходом Желтого Карлика, то я присел на одну из бухт матерчатого каната. И через некоторое общая усталость взяло свое, видимо, я задремал под жарким Желтым Карликом. Когда я проснулся и открыл глаза, посмотрел на сходни, то сразу же убедился в том, что народ не зря всех моряков считает весьма удачливыми людьми. Вот и та троица матросиков, в стельку пьяными по сходням пытавшиеся взобраться борт биремы, сейчас похрапывала почти у меня в ногах. Они спали, вольготно расположившись рядом с горловиной спуска на нижнюю палубу, так и не искупавшись в океане.

Я удивился везению этих парней, если кто-нибудь из них сделал бы еще полшага, то он обязательно свалился бы через горловину на нижнюю палубу и, наверняка, сломал свою шею! Но Всевышний их, видимо, всем сердцем полюбил и помиловал, он всех троих усыпил всего лишь в полушаге от своей смерти!

В этот момент мои наблюдения были нарушены песней, приятная мелодия и красивые слова до моего слуха донеслась с соседнего пирса. Из-за любопытства я даже поднялся на ноги и, стороной обходя пьяную, но очень удачливую троицу матросов, я вышел на самый край борта биремы. И при этом едва не свалился за ее борт, так как палубные матросы поленились поднять и установить палубные леера. Слишком уж поспешно вчера все ребята покидали бирему, они хотелось выпить, про свою работу они напрочь успели забыть. Вот и леера не установили.

Стоя на самом краю палубы биремы, я смог разглядеть, как на соседнем пирсе две бригады валенсийских докеров разгружали два парусных зерновоза. К каждому зерновозу были выложены по две пары широких сходен. По одним сходням докеры с мешками зерна на спинах спускались на причал. Там они свои пятидесятикилограммовые мешки с зерном аккуратно укладывали на телеги, аккуратными штабелями. По другим сходням те же докеры, но уже без мешков с зерном, легкой трусцой поднимались на палубу зерновоза. К этому времени на причале выстроился большой обоз из крестьянских телег. По мере того, как телега загружалась мешками с зерном, она тут же сменялась другой телегой.

Честно говоря, мне понравились, как споро и ловко работали валенсийские докеры. При этом докеры успевали шутить и переговариваться между собой. Да и со здоровьем у них все было в полном порядке. Они выглядели крепкими и здоровыми мужиками, пятидесятикилограммовые мешки с зерном у них так и порхали в руках.

Мне эта картина, видимо, так понравилась, что в моей голове вдруг родилась одна очень интересная мыслишка. Я подумал о том, почему бы мне прямо сейчас не переговорить бы с этими докерами, почему бы им не предложить на нашей биреме поработать гребцами весельщиками. Заодно мы их подучим солдатскому ремеслу! Тогда в нашем экипаже появятся не просто гребцы весельщики, а, скажем, морские пехотинцы! Таким подходом можно было решить вторую серьезную проблему, ребром стоявшую перед мной и Боргом, кем можно было заменить прежних гребцов весельщиков?!

Я и сам в полной мере испытал тяжелый рабский труд гребца весельщика, поэтому не понаслышке знал, что он собой представляет. Два года не мог ни на шаг отойти от своего весла. Два года я страдал от полной безысходности своей рабской жизни. По этой причине я был уверен в том, что никто из моих бывших коллег никогда не вернется обратно на бирему, чтобы снова, даже свободным человеком, взяться за весло. Слишком уж много жизненных сил они отдали этому рабскому труду! Времени пребывания в рабстве им вполне хватило для того, чтобы осознать, что в своей дальнейшей жизни они без этого тяжкого, рабского труда обойдутся!

Идея, вдруг появившаяся в моей голове, как бы предлагала простейший выход из этого тяжелого положения, в котором мы все шкиперы оказались, имея дело с рабами весельщиками. Если мне, а значит и им удастся на плечи весельщиков возложить еще выполнение обязанностей охранников судна, то ситуация в целом сильно упрощалась. Во время плавания судов по океану, морские пехотинцы будут работать веслами. Когда же в океане появится враг и начнет преследовать. Когда этот враг попытается захватить судно, то гребцы весельщики возьмутся за оружие. Они окажут вооруженное сопротивление всем вражеским попыткам захватить судно и его груз.

Эта мысль, как только она сформировалась в моей голове, сначала она мне показалась несбыточной мыслью-мечтой. Но она стала превращаться в реальность по мере того, как я наблюдал за дружной и веселой работой валенсийских докеров по разгрузке обоих зерновозов.

По всей очевидности, я слишком уж углубился в эти свои мысли и в рассматривание того, как работают докеры, поэтому не услышал того, как кто-то за моей спиной начал осторожно похекивать, словно мое внимание пытался привлечь к себе. Всем своим телом с напрягшимися мускулами я развернулся к этому кто-то, но тут же расслабился. Я все-таки ошибался, полагая, что кроме меня и трех пьяных матросов на «Весенней Ласточке» никого не было. Передо мной стоял молодой человек в аккуратной заплатанной фуфайке и в широких, полотняных матросских штанах. Но я обратил внимание не на его внешность или на его одежду, меня до глубины души поразило глаза! Они выражали полную безысходность и безграничную тоску! От этого взгляда у меня тут же начало портиться настроение.

С большим трудом в этом человеке я узнал корабельного доктора. Из всех членов прежнего экипажа «Весенней Ласточки», он был единственным человеком, который выразил мне симпатию и сочувствие, помог мне пережить махмудовскую порку кнутом. Но с того времени прошло чуть меньше трех лет, но тем не менее передо мной сейчас стоял корабельный доктор биремы «Весенняя Ласточка».

– Капитан Скар, не будет ли у вас свободной минутки со мной пообщаться по личному вопросу? – Не менее тоскливым тоном голоса корабельный доктор обратился ко мне.

Я же лихорадочно попытался вспомнить его имя, но сразу же понял, что мне вряд ли это удастся сделать. Ведь последний раз мы друг с другом встречались почти три года тому назад, с тех пор мы и словом не обменялись между собой. Позже из своей каморки я мог наблюдать за тем, как он проходит по палубе или как он общается с кем-то из матросов.

Корабельный доктор, принимая мое затянувшееся молчание, как знак согласия на разговор, вдруг произнес:

– В свое время, господин капитан, вы мне обещали помочь в решении личных проблем! Может быть, господин капитан, сегодня мы могли бы продолжить тот наш разговор?! В данный момент на биреме нет никого, кроме нас двоих, так что нам никто не сможет помещать.

– Хорошо, господин доктор, почему бы нам и не поговорить! – Немного подумав, я согласился на разговор с корабельным доктором. – Давайте, переберемся на полубак, к мачте поближе и там поговорим.