Сильвия Браун - Жизнь на другой стороне

Когда мне было семь лет, Другая Сторона навсегда изменила мою жизнь. «Тот» мир приблизился ко мне вплотную. Как-то у себя в спальне я занималась обычными делами, расчёсывала волосы, играла с фонариком, и в то же время старалась отогнать от себя странное ощущение, будто кроме меня в комнате находился кто-то ещё. Этот «кто-то» наблюдал за мной. Внезапно из фонарика вырвался ослепительно яркий луч света и, окутывая меня сверкающей дымкой, залил всё вокруг чистым белым сиянием. Откуда-то из глубины этого сияния раздался женский голос: «Меня послал Бог, Сильвия. Не бойся».

Представьте, что «ничейный» голос сообщает вам, откуда он, и просит вас не бояться. Вы будете безмятежно ждать продолжения? Я — нет! Не помня себя от ужаса, я как ошпаренная выскочила из спальни, вихрем пронеслась по лестнице и побежала искать бабушку Аду. Я чуть не сбила её с ног, когда влетела на кухню. Бабушка чистила овощи. Всхлипывая и дрожа, я рассказала ей о случившемся. Похоже, бабушка Ада заранее всё знала. Она обняла меня, пригладила мои растрёпанные волосы и спокойно объяснила: «Ты слышала голос твоей духовной наставницы, милая. Она здесь, чтобы помогать тебе. Смотри, морковка по всей кухне рассыпалась, — собери».

Как всегда, бабушка Ада оказалась права. Это действительно была моя духовная наставница. С того дня она никогда меня не покидала. Её настоящее имя Айна, но почему-то я сразу стала называть её Франсиной. В земной жизни она была женщиной из ацтеко-инкского племени и жила в маленькой деревушке в Колумбии, пока в 1520 году не пришли испанские конкистадоры и не отняли у неё жизнь. Её убили ударом копья, когда она пыталась защитить своего ребёнка. Франсина моя самая близкая подруга, постоянная спутница, терпеливая наперсница, наставница и «консультант по вопросам жизни» на Другой Стороне. Она понимает, что я не могу чему-либо научиться, не допустив ни одной ошибки, и защищает меня. Когда она говорит, в моём измерении её голос звучит как пронзительная трель, как звонкое щебетание. С моего согласия Франсина может говорить моими устами. Чтобы стать «каналом», [2] Человек, участвующий в ченнелинге, то есть «принимающий информацию». — Прим. перев. я вхожу в транс. В этом состоянии я ничего не запоминаю, поэтому после сеанса мне пересказывают послания Франсины или же я прослушиваю их в магнитофонной записи. Ростом она пять футов девять дюймов, стройная, грациозная. У неё тонкие, изящные пальцы. Длинные, до талии, чёрные волосы заплетены в косу. У Франсины привлекательная экзотическая внешность. Оливковая кожа и тёмные миндалевидные глаза делают её похожей на египтянку.

Я была восемнадцатилетней студенткой, когда она впервые материализовалась. Помню, я сама лишила себя' возможности хорошо её рассмотреть: вместо того чтобы смотреть на неё «во все глаза», я зажмурилась и отвернулась.

Я мечтала стать учителем, поэтому в колледже святой Терезы моими основными предметами были педагогика и литература. Дополнительно я штудировала богословие и, кроме того, посещала курсы гипноза при Канзасском университете.

К тому времени я слышала «щебетание» Франсины уже в течение одиннадцати лет. Как-то раз в кинотеатрах демонстрировали «Многоликую Еву», захватывающий фильм о жизни женщины, страдавшей от «раздвоения» личности. Я чувствовала, что и со мной что-то не так. В качестве одного из обязательных предме-

я изучала психопатологию. У меня в руках оказались книги, в которых «по полочкам» были разложены основные симптомы шизофрении. Могу с уверенностью сказать, из восьми проявлений этого заболевания четыре я обнаружила у себя. Этого достаточно, чтобы навсегда забыть о карьере учителя. Я пришла к неутешительному выводу — трёхсотлетнее наследие предков, мои потрясающие способности в действительности не дар Божий, а врождённый психический недуг. Почему до сих пор я не придавала значения тому обстоятельству, что кроме меня Франсину никто не видел и не слышал? Как я была глупа! Она вовсе не духовная наставница. Её вообще не существует. Не исключено, что триста лет назад разум основателя нашего рода сорвался в бездну безумия. Франсина, судя по всему, — застрявший в моём сознании осколок чужого рассудка. Она — моя вторая личность!

Я осталась довольна результатом этого «расследования», поскольку нашла вполне логичное объяснение своей «странности». Тоном неподкупного прокурора я изложила основные пункты «обвинения» в прощальной речи, адресованной «причине» моего «умопомешательства» — главной «подозреваемой», которую я в течение многих лет воспринимала как Франсину. Проявляя завидное терпение и даже не пытаясь возражать, она молча выслушала мою гневную тираду. Так и не сказав ни слова в своё оправдание, «обвиняемая» ошеломила меня «последней просьбой»: прежде чем я вынесу окончательный «приговор», то есть объявлю её химерой, игрой воображения, она хочет кое-что продемонстрировать. С тех пор, как я с ней познакомилась, она впервые решила материализоваться.

Был пасмурный тоскливый вечер. Деревья ёжились, отворачиваясь от налетавшего ветра. В окна робко стучался дождь. Наверное, он хотел, чтобы мы впустили его погреться, но нам было не до него. Мама, папа, сестра и я собрались в комнате, где скоро должен был состояться «бенефис» Франсины, и с волнением Ждали, когда «поднимется занавес». Им не терпелось увидеть незнакомку, о которой я говорила столько лет. Я же страшно переживала по поводу предстоящей встречи, хотя внутренне ожидала

«провала спектакля». Я смирилась с мыслью, что в случае, если ничего не произойдёт, моё сумасшествие уже ни у кого не будет вызывать сомнений. Франсина попросила приглушить свет. По её словам, прошло несколько веков с тех пор, как она жила на Земле, поэтому в момент материализации яркий свет мог причинить боль её глазам. Приглушив «огни рампы», мы заняли свои места.

Не прошло и минуты, как в кресле-качалке, недалеко от меня, стали проступать очертания ниспадающих к полу складок бледно-голубого платья.

Затем показалась кисть с тонкими длинными пальцами…

Мой отец, не сдержавшись, выпалил: «Ни слова! Впечатлениями поделимся потом, иначе эмоции помешают нам запомнить подробности. Молчите, пока она не исчезнет». Папа тревожился напрасно: мама и Шэрон потеряли дар речи. Тщетно пытаясь что-либо сказать, они издавали невразумительные звуки.

Постепенно проявилась вся рука. У Франсины была гладкая кофейного цвета кожа. Потом возникло плечо, а на нём длинная коса густых чёрных волос.

С меня было достаточно. Пока остальные продолжали зачарованно, как кролики на удава, смотреть на Франсину, я отвернулась, и потом ни разу не взглянула в её сторону.

На следующий день я всё рассказала доктору Джону Ренику, который был для меня и психиатром, и учителем, и дорогим другом. Его озадачила моя реакция на «дебют» Франсины. Он думал, что я испугалась за своё психическое здоровье, и поспешил меня успокоить: