Сильвия Браун - Жизнь на другой стороне

Молитва, с которой мы должны обращаться к Богу

Была холодная, безлунная ночь. Я неспешно прогуливалась по берегу океана вместе с моей любимой невесткой Нэнси. Ее терзала боль потери отца, столь же сильная и беспощадная, как и волны, яростно осыпавшие нас ледяными брызгами в попытке преодолеть те несколько дюймов, которые отделяли их от наших ног. Обняв Нэнси, я гладила ей волосы, всем сердцем желая, чтобы ее боль слабела с каждым движением моей рук. Она беспомощно посмотрела на меня и прошептала: «Я осиротела. Теперь я, как и ты, совсем одна».

Она была права, но почему-то, хотя я тоже в своё время осталась без родителей, мне никогда не приходило в голову считать себя сирото Наверное, есть некий возрастной предел, за которым это слово теряет смысл. Однако исполненный боли шепот Нэнси эхом отозвался в моей душе, и я, вздохнув, заплакала вместе с ней. Крепко обнявшись, мы делили на двоих отчаяние сиротства и, всматриваясь в тёмные воды океана, безмолвно спрашивали себя, будем ли мы когда-нибудь по-настоящему счастливы, и не порознь с близкими нам людьми, а, по воле Господа, рядом с ними?

Именно тогда щемящая тоска по Дому заставила меня понять, насколько мы одиноки, когда приходим в этот мир, и как сильно нам не хватает осязаемого присутствия Божественных Родителей, зажёгших в наших душах огонь вечной жизни. Неудивительно, что, появившись на свет в этом мире, мы кричим.

Вскоре после той безлунной ночи на берегу океана Нэнси оставила у меня на тумбочке небольшую рукопись. В приложенной записке говорилось: «Пожалуйста, прочти это, когда тебе будет одиноко. Я написала это для тебя».

С согласия Нэнси, я публикую эту рукопись, в надежде, что вы найдете в ней утешение так же, как нахожу его я, когда в минуты острого одиночества особенно сильно тоскую по объятиям и священной, безоговорочной, вечной любви моих Родителей.

Пронизывающий холод в безмолвии ночи. Я кутаюсь в тёплое кашне и не могу согреться.

Я чувствую неясное волнение. В моей душе звучит гулкое эхо одиночества.

Зажимаю уши, чтобы вернуть тишину, но отзвуки пустоты всё равно преследуют меня.

Я крепко обхватываю себя руками, но мои объятия не могут заменить объятия, по которым я тоскую.

Всматриваясь в тени, думаю: «Кто увидит маленькую беззащитную девочку в Зазеркалье моих глаз? Кто поймёт, о чём и о ком я вздыхаю? Кто заметит, что мой смех не такой беспечный и задорный, как когда-то, и моя улыбка скрывает гримасу боли?

Найдётся ли для моей души место, где она сможет обрести утраченный покой? Где искать того, кто коснулся бы моей руки и этим простым человеческим прикосновением хотя бы ненадолго убаюкал поселившуюся во мне печаль? Кто поймёт, насколько сильна моя боль? В чьих глазах я могла бы узреть сострадание? Где тот, кто плачет, как и я, где тот, чьи стекающие по щекам слезы повторяют путь моих слёз?»

Мне страшно. Отбросив бесполезное кашне, [14] Игра слов: Comfortless—comforter (англ.). Comfortless — безутешный, comforter — утешитель, тёплое кашне. То есть — тёплое кашне, которое не может согреть/успокоить душу. — Прим. перев. я тянусь к тому, кого уже нет. Я поднимаю телефонную трубку, набираю номер и жду, чувствуя, как в мою душу просачивается ледяной страх. Дверь реальности распахнута настежь — его больше нет

Нужно заставить себя подняться. Я щелкаю выключателем, надеясь, что свет обнадёжит меня, прогонит тревогу и придаст сил. Бесполезно.

Подхожу к зеркалу и всматриваюсь в собственное лицо. Я не узнаю себя: у маленькой девочки, которой так не хватает любви, заботы и поддержки, взрослое лицо. Мне хочется кричать. Меня никогда не оставляли одну, когда мне было страшно, но сейчас, я знаю, ко мне никто не придёт!

Я заглядываю в глубь своих глаз и улавливаю какой-то проблеск, но это только обостряет мою тоску и ощущение своего бессилия. Я медленно опускаюсь на пол, нащупывая выключатель. Мрак поглощает то, что я видела в зеркале.

Подтянув колени к груди и крепко обхватив их руками, я будто прячусь за щитом, но в следующее мгновение понимаю, что никакой щит не укроет меня от разящих ударов боли. Я ослабела. В полной темноте, как дитя, поползу на четвереньках к кровати, пытаясь собрать осколки ответов, разбросанные в тенях ночи.

Вдруг в полной тишине меня касается что-то лёгкое и приятное. Оно источает волны неиссякаемой пульсирующей энергии. Мои глаза широко раскрываются от изумления — я вижу тонкий мерцающий луч, струящийся сквозь жалюзи. Зачарованно глядя на танцующий свет, вспоминаю, как я сидела у моря. Мне казалось, будто я одинокая капелька, затерявшаяся в водах безбрежного таинственного океана. Я вспомнила, как мои глаза внезапно наполнились слезами. То плакала моя душа — потерявшаяся маленькая девочка плакала от страха. Сирота, которой я стала, подняла голову и увидела настоящее чудо. Я увидела другую бродившую в одиночестве испуганную девочку. Её прекрасные печальные карие глаза тоже были полны слёз. Я услышала крик её души и почувствовала её боль. Я увидела, какой смелой стала эта маленькая девочка, и узнала застывшую в её глазах невыразимую тоску.

Она заключила меня в объятия. Это были объятия ребенка, который дарит утешение, объятия сильной женщины, объятия любящей матери, объятия друга. Наши сердца и глаза заговорили. В одно неповторимое мгновенье наша боль исчезла. Отворилась дверь, и мы шагнули в безопасный мир, туда, где можно быть самим собой, где нет нужды скрывать свое истинное лицо, которое нам так часто приходится прятать. То был мир, созданный нами, мир, в котором мы тянулись друг к другу и который воспринимали как родной дом.

Я стану искать эту отворенную дверь, если снова наступит ночь. Конечно же, она наступит. И если опять ночь принесёт с собой терзающие вопросы и пустоту, если она причинит мне боль и я почувствую, что тону и меня никто не видит, как это уже случилось однажды, если исчезнет спасительный берег, я вспомню тебя. Если ночь напомнит мне, как сильно я тоскую по тому безопасному миру, в котором моя душа наслаждалась покоем и теплом общения с твоей верной душой, я вспомню твои прикосновения и слёзы. Если ночь придёт к тебе и ты почувствуешь себя беззащитной сиротой, вспомни, что я могу дать твоей душе такой же надёжный приют, какой однажды дала мне ты. Если к нам опять придёт ночь, мы вспомним, как сидели, обнявшись, у моря.