Норберт Классен - Мудрость Толтеков. Карлос Кастанеда и философия дона Хуана

“Я”, наша личность и наше физическое тело действительно представляют собой смертную часть нашей целостной сущности. Загадка смерти занимает людей уже с начала времен; первыми открытыми культовыми действиями наших предков были ритуальные погребения. Древний культ мертвых ясно говорит о существующих уже тогда представлениях о продолжающейся после физической смерти жизни. Доказательством существования подобных представлений у первобытных людей служит наличие в погребениях целого ряда различных предметов, таких, как одежда, продукты питания, оружие и так далее, которые могли понадобиться умершему во время его путешествия в потусторонний мир духов.

Еще одним доказательством существования идеи о жизни после смерти является погребение мертвых головой к востоку, в направлении восхода солнца. Восток символизирует возрождение умерших. В основе этого представления лежит миф о солнце: солнце умирает на исходе дня на западе и вновь рождается на востоке к новому рождению. Аналогичный путь, думали древние люди, проделывает и умерший. Подобные представления существуют и поныне у многих нецивилизованных народов, например у индейцев гопи и цуньи. В солнечном мифе, период состояния смерти — ночь, время, которое у людей отводится для сна и сновидений. На связь между сном и смертью указываем мы и поныне, когда говорим об умершем человеке “усопший”.

Однако, по моему мнению, недостаточно только мифа о циклическом умирании и возрождении солнца, чтобы объяснить возникновение идеи о вечной жизни души у первобытного человека. Скорее всего, сам миф является только оформлением идеи бессмертия. Палеоантропология придерживается очень интересной теории возникновения представления о вечной жизни, которую мы сейчас и рассмотрим.

Человек древности жил маленькими кочевыми союзами, в которых люди совместно охотились и совместно оборудовали стоянки. Члены племени были обречены на очень тесную связь друг с другом. Такое событие, как смерть одного из членов этого тесного общества, служило большим потрясением для остальных соплеменников и вызывало удивление. Тело мертвого выглядело так, будто он спал, только не дышал более. Смерть разрывала привычное единство племени. Однако взаимосвязь членов племени с умершим не обрывалась окончательно даже после погребения. Живущие продолжали общаться с умершим в своих сновидениях. Сон восстанавливал общество, мертвые были снова рядом, — они охотились в сновидении совместно с живущими, сидели у лагерного огня и т. д. Так развивалось не только естественное представление о неумирающей душе сновидения и жизни после смерти, но и представление об абсолютном приоритете действительности, в которой люди находились в сновидении, — представления, с которыми мы уже познакомились у наскапи.

Австралийские аборигены также разделяют точку зрения об абсолютном приоритете мира сновидения, который они идентифицируют с древним миром, описанным в мифах.

Аборигены проживают еще и сегодня на уровне развития людей каменного века; они сохранили неизменным свой образ жизни на протяжении последних 40 000 лет в тех местах, где его не разрушили пришельцы из Европы. Культ сновидений у аборигенов настолько распространен, что мужчины, которые хотят стать отцами, должны сначала увидеть в сновидении своего будущего ребенка. Будущий отец отправляется для этого на священное место своего рода, на “место, где снятся дети”. Этнолог Шустер так описывает обычай сновидеть о ребенке: “…Духовную составляющую будущего ребенка можно заполучить только там, — там, где предки существуют и “духи детей” пред-существуют. Туда же новорожденный возвратится затем после смерти. Если отец не может увидеть во сне ребенка, то и биологический половой акт останется без последствий. Из данного утверждения некоторые европейские наблюдатели сделали совершенно нелепый вывод — будто австралийским аборигенам совершенно неизвестна взаимосвязь между половым актом и рождением детей. Это было известно, но простого акта было недостаточно для рождения человеческого существа. Души ребенка нужно было добиться в потустороннем мире”. 47)

Похожие нравственные правила распространены и у индейцев Северной Америки. У индейцев ойибва будущий отец обязан до совершения полового акта узнать в сновидении имя своего будущего ребенка. Если ему никак не удается выполнить задачу, он может попросить своего ближайшего друга сновидеть об имени. 48)

При описании всех этих феноменов мы имеем дело, как представляется, отнюдь не с единичным случаем, который можно было бы представить как забавное мировоззрение “примитивного” народа. Напротив, совершенно ясно, что представление о бессмертной душе сновидения человека является общим культурным наследием, нашим древним наследством. Душа сновидения взаимосвязана с рождением и смертью человека, она содержит некий момент трансцендентности, перехода границы бытия этого мира к бытию иному, потустороннему, и наоборот. Это некая толковательная трансценденция, которую всегда искали как нецивилизованные, так и культурные народы. Они использовали это потустороннее “свидетельство” как духовное оправдание бытия, смысла жизни. Именно такое значение имеют и слова Иисуса: “Рожденное от плоти есть плоть, а рожденное от Духа есть дух. Не удивляйся тому, что Я сказал тебе: должно вам родиться свыше” 49). Оправдание бытия духовного и принципов душевного невозможно вывести из материальности вещей, даже если материалистическое миропонимание лживо уверяет нас в этом.

Для североамериканских индейцев сновидения и видения по этим же причинам являются трансценденцией огромного значения, которую даже трудно представить из перспективы рационалистической Западной Европы. Так, у племени сиу юноши должны добиться сначала определенного сновидения или видения, прежде чем они будут допущены в общество взрослых мужчин. Для этой цеди они проводят в одиночестве многие дни в особой хижине для видений, не имея ни еды, ни питья в ожидании их видения или сновидения. Когда таковое, наконец, случается, то молодой сиу уже не считается более ребенком, а становится вполне уважаемым мужчиной. Сон, который он увидел, определяет отныне всю его дальнейшую жизнь. Он приносит решение, будет ли юноша колдуном, воином, знахарем или шутом. Такой обряд посвящения сиу полностью определяет направление его жизни, начинающейся с этого момента. И эта ориентация не является чем-то надуманным, произвольно запланированным, — она происходит от того трансцендентного мира, из которого первоначально рождается душа и в который она возвращается после смерти. Теперь мы покинем священную область трансцендентности рождения, смерти и посвящения и обратимся к последнему пункту нашего исследования снов и сновидений: прагматической полезности сновидений, с которой мы познакомились на примере охотничьих сновидений наскапи. Наскапи сновидят охоту, прежде чем отправляются охотиться, чтобы получить во сне необходимую им информацию.