Луис Ривера - Легионер. Книга 3

Однако я решил до конца дня вести себя тихо. Если вечером не дадут воды и не развяжут руки, попытаюсь еще раз. Надеюсь, здоровья у меня хватит.

Так прошел весь день. Мы ехали без остановок. Все дальше и дальше вглубь враждебных земель. Во всяком случае, я так думал. А куда еще могут держать путь варвары? Уж всяко не в Рим. Правда, точного направления я так и не смог выяснить. Солнца видеть не мог — единственное, что было перед глазами земля и влажный бок лошади.

Когда окончательно стемнело, германцы наконец решили сделать привал. Расседлали коней, развели костер, соорудили что-то вроде навеса из еловых лап. Меня сняли с лошади и привязали к дереву. Единственным послаблением было то, что веревки теперь не так врезались в кожу. В остальном, мое положение нисколько не улучшилось. Пошевелиться было по-прежнему невозможно. Мне дали воды, потом немного поколотили на сон грядущий и оставили в покое.

Следующий день был как две капли воды похож на предыдущий. Правда, вечером мне все-таки дали немного поесть. Заплесневевший сухарь и несколько глотков болотистой воды. С сухарем я разделался за мгновение. Это развеселило варваров. Они были вообще по-своему веселые ребята. Ничего, придет время и мы повеселимся вместе.

Со мной не разговаривали, ни о чем не спрашивали. Я был для них чем-то вроде тюка с шерстью. Утром взвалили на седло, вечером — сняли с седла и бросили на землю. Вот и всех забот. Очень скоро я понял, что пытаться о чем-то расспрашивать или просить их бесполезно. В лучшем случае они просто не обращали внимания на мои слова. В худшем — били. Но ни разу ни один из них не ответил мне по-человечески.

В голову как назло мысли лезли невеселые. Вспомнилось, как я чуть не попал в рабство. Как провел сутки в каменном мешке, ожидая своей участи. Если бы не фракиец Скилас, вполне возможно, что я уже давно умер бы в рудниках или на галерах. Неужели все повторяется, и мне опять грозит рабство? Только на этот раз не римское, а германское. Провести остаток жизни в вонючей яме, выполняя приказы варваров, которые даже не знают, что такое термы мне вовсе не хотелось. Про себя я решил, что если не получится сбежать, я найду способ убить себя. В крайнем случае, брошусь на какого-нибудь знатного германца и зубами вцеплюсь ему в глотку. Сразу прикончат. Да, так я и сделаю. Но для начала нужно попытаться сбежать.

Но как раз вот это сделать и не получалось. Меня не развязывали ни на минуту. Лишь время от времени слегка ослабляли веревки, чтобы руки и ноги не затекли. В этот момент двое варваров всегда были рядом с оружием наготове. Когда кормили, развязывали одну руку и держали нож у горла. Чуть не так двинешься — перережут глотку и охнуть не успеешь. А так либо связанный на лошади, либо спиной к дереву.

Так мы и ехали пять дней. К вечеру пятого дня я опять потерял сознание. На этот раз без всяких дубинок. Просто закрыл глаза и провалился в спасительную тьму. Скудная кормежка, побои, абсолютная невозможность двигаться сделали свое дело. Я был слаб как ребенок. Развяжи меня и скажи: иди, шагу не сделаю. Держался до последнего, хотя перед глазами все плыло… А потом будто кто-то свечу задул.

Когда я пришел в себя, не было ни тряски, ни потного лошадиного бока, ни ведущей в неизвестность дороги. Я лежал на земляном полу в деревянной хижине, больше похожей на сарай. Еще плохо соображая, где я нахожусь, попробовал пошевелить руками. Они были по-прежнему связаны. Так же как и ноги. Судя по всему, я здорово напугал этих парней.

Перевернулся на бок, огляделся. Окон не было, зато щели между бревен были такие широкие, что в хижину без труда проникал солнечный свет. Скособоченная дверь заперта. Но на вид она такая хилая, что можно легко вышибить плечом. Это хорошо. Плохо то, что за этой дверью кто-то мерно вышагивал взад-вперед. Они озаботились выставить часового. Странно для германцев. Обычно они считают караульную службу чем-то ненужным и даже недостойным настоящего воина. Вот пива напиться и подвигами своими похвастаться — другое дело. А тут гляди-ка — самый настоящий часовой. Лестно. Выходит, не ради рабства меня взяли. Вернее, не только ради него. Думают, поди, что я знаю какие-то военные тайны. Ну-ну…

Я лег поудобнее и принялся ждать, что же будет дальше. Рано или поздно за мной придет тот, кто организовал мое похищение. Нужно встретить его как следует. Пусть знают, из какого теста сделаны римские центурионы. Ни одного слова от меня не услышат. Пусть хоть на куски режут.

Есть хотелось смертельно. Кажется, калиги собственные начал бы глодать, если б мог дотянуться. Шутка ли — пять дней подряд по одному заплесневевшему сухарю! Удивительно, что я вообще еще жив. Эх, кусок бы мяса сейчас. Да глоток вина. Тогда я показал бы им все, на что способен. Побегали бы у меня…

Провалялся я почти весь день. Лишь когда в щели в стенах окрасились в розоватый цвет, а в хижине почти стемнело, около двери послышались голоса. Слов разобрать я не мог, но было понятно, что часовой дает кому-то отчет. Неужто научились варвары дисциплине? Я постарался сесть, прислонившись к стене. Негоже центуриону Рима валяться перед врагом. Со связанными руками сделать это было непросто. Но все же к тому моменту, когда дверь распахнулась и на пороге появилась темная фигура, закрывшая бледное предзакатное небо, я ухитрился принять более или менее достойную позу.

Человек шагнул вперед и я сразу узнал его. Сомнений быть не могло — тот самый старик. Только на этот раз не в белом балахоне, а в обычном темно-коричневом плаще. Но борода та же — длиннющая и белая, как снег на вершинах гор. Глаза не горели ярко-зеленым огнем, как в моих видениях. Но этого и не требовалось, чтобы заставить обычного человека всерьез испугаться. Я говорю, обычного человека, а не центуриона, побывавшего в десятках передряг похлеще. Но, признаться, глядя в эти бездонные, абсолютно черные глаза, даже я почувствовал нечто похожее на страх. Нечеловеческими они были какими-то. И не звериными. Одни боги знают, какими.

Старик смотрел на меня, я на него. Будто в гляделки играли. Хоть и не просто мне это далось, но я взгляд не отвел. Смотрел прямо. Смотрел и ждал, когда тот заговорит. Хотел проверить, у кого шкура покрепче. Обычно тот, кто слабее, тот и начинает болтать. От меня он этого не дождался.

— Ты Гай Валерий Крисп? Сын Гнея? — глухо спросил он. Будто борода в рот забилась.

— А ты кто такой?

— Отвечай на вопрос.

— Сам отвечай.

Мы снова замолчали. Я опять пожалел, что мне не дали хоть немного подкрепиться перед этим разговором. Чтобы быть героем нужны силы.

— Тебе все равно придется ответить. Рано или поздно, так или иначе. Не усложняй свою судьбу. Ты в моих руках. И от того, какими будут твои ответы, зависит, каким будет твое будущее.