Наталия Будур - Повседневная жизнь колдунов и знахарей в России XVIII-XIX веков

Если вы знаете заветные тайны наших отцов, вы уже догадались, что в новый дом нельзя перейти без домового дедушки. Он в старом доме берег все хозяйское добро, холил домашний скот, радел и заботился о дворе пуще хозяйского глаза. И его ли оставить, бросить на старом пепелище? Может быть, на новом дворе заведется лихой и грозный домовой? И вот хозяева решаются перевести с собою и домового дедушку, без которого в доме непременно будут болезни и беды.

Свекровь, или бабка, или старшая нянька, или знахарка отправляет со старого пепелища молодую хозяйку, а сама топит печь в последний раз. Весь жар выгребает она из печи в печурку и дожидается полдня. У ней уже заранее приготовлен горшок со скатертью. Ровно в полдень, по солнцу, свекровь кладет в горшок горячие уголья и накрывает его скатертью. Потом растворяет двери и, обращаясь к заднему куту, говорит: «Милости просим, дедушка, к нам на новое усилье».

Затем отправляется на новый двор. Здесь хозяин с хозяйкой, у растворенных ворот, ожидают уже дедушку с хлебом-солью. Подходя к воротам, свекровь стучится в верею [30]и спрашивает: «Рады ли хозяева гостям?» Ей отвечают молодые хозяева с низкими поклонами: «Милости просим, дедушка, к нам на новое место».

Свекровь идет в новые покои; впереди несет хозяин хлеб-соль; сзади провожает хозяйка. Входя в избу, свекровь ставит горшок на загнетку, берет скатерть и трясет ее по всем углам, как будто выпуская домового; потом высыпает все уголья в печурку. С восторгом и радостью садятся всей семьей за стол и едят хлеб-соль.

Горшок разбивают и зарывают ночью под передний угол дома.

Для предосторожности, чтобы злые люди не напустили на двор лихого домового, вешают в конюшню медвежью голову. Все это делается будто для того, чтобы лихой не вступал в борьбу с добрым за жилое и не обессилил бы его.

По переводе в новый дом коров старший хозяин (или знахарь) говорит «дворовым» (духам): «Кормилец батюшко, кормилица матушка, как я люблю этих коровушек, чернухонек, сивухонек (и т. д.) — так и вы их любите».

Когда приведут купленную скотину в хлев, следует произнести: «Дедушко отаманушко, полюби моего чер-неюшка (пестреюшка и пр., смотря по шерсти), пой, корми сытно, гладь гладко, сам не шути и жены не спущай, и детей укликай, унимай».

Кто хочет видеть дворового, должен первый получить от священника, по окончании заутрени на Пасху, красное яйцо и взять из церкви свечу, с которой стоял у заутрени. Затем должен ночью, до петухов, взяв в одну руку зажженную свечу, а в другую красное яйцо, стать перед отворенной дверью хлева и сказать: «Дядя дворовой, приходи ко мне, не зелен, как дубравный лист, не синь, как речной вал; приходи таким, каков я; я тебе христовское яичко дам».

Дворовой выйдет, по виду совершенно подобный произносившему заклятие.

«Контингент» профессиональных знахарей состоял преимущественно из бобылей и бобылок, которые занимались этим ремеслом либо из нужды, поскольку «заработок» лекаря был очень хорошим, либо по призванию. Это были почти всегда люди почтенного возраста, ибо старость своей опытностью всегда внушает больше доверия.

Так сложилось исторически, что знахарь на Руси в рассматриваемое нами время был единственным врачевателем народа.

Часто, когда в селе не было своего «собственного» знахаря, крестьяне ехали за помощью в соседнюю деревню к «специалисту», о котором шла хорошая молва. Но иногда ждали прихода в деревню паломников, которые считались сведущими в лекарстве, или бродячих знахарок.

Последних на Руси очень любили, считали Божьими людьми, слагали о них легенды. Они приносили в деревни не только лекарства и снадобья, но и новые знания, а часто и новые семена. Так, по русской легенде, греча попала на Русь благодаря такой знахарке:

«За синими морями, за крутыми горами жил-был царь с царицей. На старость послал им Господь на утеху единое детище, дочь, красоты несказанной. Вот они, царь с царицей, и думают думу крепкую. Думали, думали и придумали: пошлем, де, посла встречного спрошать по имени и по изотчеству, и во то имя наречем нарожденное детище. И ту свою думу крепкую оповедали князьям и боярам. И князья и бояре приговорили: быть делу так! Снарядили посла.

По слову царскому, по приговору боярскому идет посол искать встречного, спрошать его по имени и по изотчеству, каким именем назвать нарожденную дочь у царя с царицей. Сидит посол на перекресице день, сидит и другой. На третий день ко вечеру идет навстречу старая ведунья во Киев-град Богу молиться. Вот и молвит ей посол думу царскую: «Бог на помочь, стар человек! Скажи всю правду, не утаи: как тебя звать по имени, да и как величать по изотчеству?» И молвит в отповедь ему старая старуха: «Осударь, ты мой боярин милостивой! Как народилась я волею Божьею на белый свет, и туто, де, отец с матерью нарекли меня: Крупеничкою», — а как звали батюшку родимого, то она во своем сиротстве не помнит. И начал посол пытать старую старуху: «Али ты, старая, из ума выжила, али на те, старую, дурь нашла — что невесть что говоришь? Да такого имя слухом не слыхать, видом не видать, как белый свет стоит. Буде ты, старая, на правду не идешь, ино не ходить тебе на сырой земле. Молви без утайки». И взмолилась старая старуха: «Осударь, ты мой боярин милостивой! Не вели казнить, вели слово вымолвить. Оповедала я тебе, боярину, всю правду со истиной, молвила все дело без утайки. А во всем во том кладу порукою всех святых и угодников. Умилосердись, осударь, ты мой боярин милостивой! Пусти душу на покаяние, не дай во грехах умереть».

И думает боярин: «А и что? Никак, старая правду молвила? А и что старую до пытки доводить? Быть делу так, как молвила старая» Отпускал боярин старую старуху во Киев-град Богу молитися, а на отпуске наделял золотой казною, да и крепко наказывал: молитися за царя с царицей, да и за их нарожденное детище. Диву дивовалася старая, что с нею содеялось, а со того дива еле душа во теле осталася.

Идет посол ко князьям и боярам рассказать содеянное. Входит он, посол, во палату боярскую, посередь пола становится, на все стороны поклоняется, а сам и молвит им, боярам, речь посольскую:

«По слову царскому, по приговору боярскому, правил я посольство на перекресице на встречного, а на том посольстве было дело так: сидел я на перекресице три дня с места не сходючи, ни едину ночь не всыпаючи, а на третий день идет встречная старая старуха, а ей-то молвил: скажи всю правду, не утаи: как звать тебя по имени, да и как величать по изотчеству?

И на ту речь посольскую молвит в отповедь старая ведунья: как народилась она волею Божьею на белый свет, отец с матерью нарекли ее Крупеничкой, а как звали ее батюшку родимого, про то она, старая, во своем сиротстве не помнит. И он, де, посол, выслушавши такие речи небывалые, пытал старую ведунью крепко-накрепко, да и с угрозою. И она, де, старая, крепко стояла на своем слове: оповедала, де, всю правду со истиной, молвила, де, все дело без утайки. И он, де, посол, принял те речи за правдивые, отпустил старую старуху во Киев-град Богу помолитися, а на отпуске наделял золотой казной, да и крепко наказывал: молитися за царя с царицей, да за их нарожденное детище»