Карлос Кастанеда - Сила безмолвия

Страха, что ягуар настигнет нас, не было, но что-то мешало мне восхищаться великолепной физической удалью дон Хуана. Он бегал так, словно был молодым человеком. Я начал говорить ему, что он напоминает мне кого-то в моем детстве, кто сильно впечатлял меня своими спринтерскими данными, но он дал мне знак замолчать. Он внимательно прислушивался, то же сделал и я.

Послышался мягкий шорох в кустарнике справа от нас. Затем на миг на фоне чапареля показался силуэт черного ягуара, возможно в пятидесяти метрах от нас.

Дон Хуан пожал плечами и указал в направлении животного.

– Похоже, нам не избавиться от него, – сказал он с безнадежным смирением. – пойдем спокойненько, словно мы совершаем чудесную прогулку по парку, ты расскажешь мне сейчас историю из твоего детства. Для этого самое время и, как никогда, подходящее окружение. Ягуар последует за нами, урча от жадности и голода, а ты будешь вспоминать о прошлом – идеальное неделание бегства от ягуара.

Он громко рассмеялся. Но когда я сказал ему, что полностью потерял интерес ко всяким историям, его даже скрючило от хохота.

– Ты наказываешь меня теперь за то, что я не захотел тебя выслушать, не так ли? – спросил он.

И я, конечно же, начал оправдываться. Я сказал ему, что его обвинение просто нелепо. Я действительно потерял нить истории.

– Если маг не имеет собственной важности, он не вешает лапшу на уши о том, что потерял нить истории, – сказал он со злобным блеском в глазах. – и поскольку у тебя не осталось ни грамма собственной важности, ты должен рассказать свою историю сейчас. Расскажи ее духу, ягуару и мне так, словно ты вообще не терял никакой нити.

Я хотел сказать ему, что мне не хочется подчиняться его желаниям, потому что история была очень глупой, а окружающая обстановка подавляла меня. Я хотел предложить более подходящую обстановку для этого, другое время, как он сам поступал со своими историями.

Я еще ничего не сказал, а он уже отвечал мне.

– И ягуар, и я можем читать мысли, – сказал он, улыбаясь. – если я выбираю нужное окружение и время для моих магических историй, то это потому, что они служат обучению, и я хочу выжать из них максимальный эффект.

Он дал мне знак, и мы пошли. Мы спокойно прогуливались бок о бок. Я сказал, что восхищен его бегом и выносливостью, и что остатком собственной важности была сердцевина моего восхищения, поскольку я считал себя хорошим бегуном. Потом я рассказал ему историю из моего детства. История вспомнилась мне, когда я увидел, что он так прекрасно бегает.

Я рассказал ему, что мальчишкой играл в футбол и очень хорошо бегал. Фактически, я был так проворен и быстр, что чувствовал свою безнаказанность в любых проделках, так как мог удрать от любого, кто погнался бы за мной, особенно это касалось стариков-полицейских, которые пешком патрулировали по улицам моего родного города. Стоило мне разбить уличное освещение или сделать что-нибудь в этом роде, я тут же бросался наутек и был в безопасности.

Но однажды, а я этого не знал, старых полицейских поменял новый полицейский корпус из военного училища. Кошмарный момент наступил, когда я разбил окно в магазине и побежал, надеясь, что моя быстрота гарантирует спасение. Молодой полицейский помчался за мной. Я бежал так, как не бегал никогда прежде, но все было напрасно. Офицер, который оказался отличным центр-форвардом полицейской футбольной команды, был более быстр и вынослив, чем мое десятилетнее тело. Он схватил меня и гнал пинками до самого магазина, где я разбил окно. Он мастерски называл все свои удары, словно тренировался на футбольном поле. Он бил меня не больно, только беззлобно пугая меня, и все же мое сильное унижение смягчалось восхищением десятилетнего мальчика перед его удалью, его талантом настоящего футболиста.

Я сказал дон Хуану, что в этот день я почувствовал то же самое по отношению к нему. Он был способен обогнать меня, несмотря на солидную разницу лет и мою старую склонность быстро удирать.

Еще я сказал ему, что в течение нескольких лет у меня был часто повторяющийся сон, в котором я бегал так быстро, что молодой полицейский больше не мог обогнать меня.

– Твоя история более важна, чем я думал, – заявил дон Хуан. – я думал, что будет рассказ о том, как твоя мама шлепала тебя по заднице.

Он так интересно произносил слова, что его заявление получилось очень забавным и насмешливым. Он добавил, что в некоторых случаях дух, а не наш рассудок, доводят до конца наши истории. Это был один из таких случаев. Дух запустил эту историю в мой ум, без сомнения, потому, что она имела дело с моей неразрушенной собственной важностью. Он сказал, что факел гнева и унижения горит во мне с тех самых лет и мое чувство неудачи и подавленности по-прежнему остается целым.

– Психологу понадобился бы целый день на твою историю и ее настоящий контекст, – продолжал он. – в твоем уме я, по-видимому, отождествился с молодым полицейским, который разбил твою идею непобедимости.

Как только он высказался, я тут же признал, что это и было мое чувство, хотя я сознательно не размышлял над ним, пытаясь выразить его.

Мы шагали в молчании. Я был захвачен его аналогией и совершенно забыл, что ягуар выслеживает нас, но дикое рычание напомнило мне о нашей ситуации.

Дон Хуан приказал мне подпрыгивать вверх и опускаться на длинные, низкие ветви кустов. Сломав несколько ветвей, я собрал что-то наподобие метлы. Он сделал то же самое. Когда мы побежали, волоча метлы по сухой песчаной почве, за нами поднялось целое облако пыли.

– Это должно обеспокоить ягуара, – сказал он, когда мы остановились, чтобы перевести дыхание. – у нас осталось всего несколько часов светлого времени. Ночью ягуар непобедим, поэтому нам лучше всего бежать к тем скалистым холмам.

Он указал на какие-то холмы, которые находились примерно в полумиле к югу.

– Нам надо бежать на восток, – возразил я. – эти холмы уходят далеко на юг. Если мы пойдем туда, мы никогда не доберемся до моей машины.

– В любом случае мы не дойдем до нее сегодня, – спокойно ответил он. – а возможно, даже и завтра. Кто сказал, что мы вообще когда-нибудь вернемся к ней?

Я почувствовал приступ страха, а затем необычное спокойствие овладело мной. Я сказал дон Хуану, что если мне суждено погибнуть в этой пустыне, я надеюсь, что смерть моя будет безболезненной.

– Не волнуйся, – сказал он. – смерть мучительна только тогда, когда она влезает в твою постель во время болезни. В битве за свою жизнь ты не почувствуешь боли. А если и почувствуешь что-нибудь, так только ликование.

Он сказал, что наиболее впечатляющим различием между цивилизованным человеком и магом был образ, в котором к ним приходит смерть. Только с магами-воинами смерть добра и ласкова. Даже будучи смертельно ранены, они не чувствуют боли. Но еще более удивительным было то, что смерть останавливается в ожидании до тех пор, пока маги сами не призовут ее.