Сергей Хольнов - Искусство Восприятия или Человек без формы

Принято считать, что год за годом наш мир неуклонно прогрессирует и мудрует. Но, поразмыслив немного, с этим не согласишься. В мире и сегодня всё то же расслоение общества, всё те же проблемы — отцов и детей, мужчин и женщин, жизни и смерти. А теперь ещё и другие проблемы, о которых и говорить-то противно. Но за всем этим — логика нашего ума, который по сути ни на йоту не изменился со времён Эзопа или Будды Гаутамы. И всегда находились люди, которые отваживались искать альтернативу уму и логике, жертвовали ради призрачной надежды всем, что имели, что могли бы иметь, и даже тем, чего не имели и не могли иметь вовсе. А в итоге почти все эти искатели тоже умирали (иногда даже благополучно дожив до глубокой старости) — умирали, как правило, очень умными и очень разочарованными. Правда, некоторым из них всё-таки сказочно везло... Но исключения, как говорится, лишь подтверждают правило.

Рискну предложить вам гипотезу. Быть может, беда человека мыслящего в том, что самоуверенный наш ум пытается по-своему истолковать наше предназначение. Получается так, что злоупотребления разума отключают интуицию, иными словами, своим же умом мы путаем карты собственному предназначению. Потому-то толтеки, которые во главу угла ставят именно восприятие, допускают в свой мир ум лишь в качестве стратегического инструмента (что, собственно, стараюсь делать и я, предлагая своё стратегическое мышление).

Однако существуют и другие школы, которые при работе с тем же восприятием напрочь отказываются от логического ума, пытаясь направить нас прямиком к истокам сознания. Я не уверен, что столь ортодоксальный, даже, быть может, элитарный подход к раскрытию сознания даёт самые надёжные результаты. Однако, рассматривая в этой книге проблемы восприятия, я должен хотя бы коротко остановиться и на таких методах. Тем более, что сегодня в мире о них достаточно много рассуждают, причём зачастую, на мой взгляд, в чересчур популярной форме.

Обычно эту знаменитую историю передают так. Спустя годы после своего просветления и обретя уже громкую славу пробуждённого наставника, Победоносный (принц Сиддхартха Гаутама, исторический Будда) однажды читал проповедь великому множеству монахов и паломников, собравшихся вокруг него. Многие из них, люди учёные, тщательно записывали каждое слово, фиксировали буквально всякий «чих» великого учителя. Других распирала гордость: вот ведь, я рядом с самим Буддой, и он мне, букашке, что-то доказывает... Среди впившихся в него лиц Победоносный отыскал одно, принадлежащее старому монаху по имени Махакашьяпа. Татхагата («Так ступающий» или «Правильно ступающий» — ещё один титул Будды) сорвал цветок и с улыбкой показал его этому старому толстому монаху. И тут же на Махакашьяпу (ставшему затем следующим патриархом буддизма) снизошло просветление. А дальше эта история развивалась, как положено. Узрев, что толстяк-Махакашьяпа вот так — вроде бы, ни с того, ни с сего — разжился «чарующей твердыней просветления», остальные паломники напустились на него. «С какой стати это получил от Татхагаты именно ты?», «Что произошло между тобой и Победоносным?», «Сейчас же передай это и нам, твоим товарищам...»

Всё это было, было, было — и до Махакашьяпы, и после него (например, у Иисуса с учениками).

Спустя несколько веков историю Махакашьяпы принёс в Китай двадцать восьмой патриарх буддизма Боддхидхарма, прозванный в Срединной империи Бодайдорумой, Дарумой или просто учителем Дамо. Он-то и основал школу дальневосточного буддизма чань (японск. — дзен), в основе которой — доктрина внезапного просветления, передачи истины без слов, без писаний и без каких-либо умственных построений.

С психологической точки зрения я рискну назвать школу чань методом метаморфоз, целиком опирающимся на работу с восприятием, что для нас чрезвычайно интересно. Я не остановлюсь в этой книге на широко известных в Европе историях, связанных с эпохой знаменитых шести патриархов чань — от Боддхидхармы до Хуэй-нэна. Изумительное свойство чань как истинной живой школы — это способность метода видоизменяться и приспосабливаться к условиям реальной жизни, к нуждам людей, к изменяющимся особенностям их психики. (На мой взгляд, трагический изъян европейских конфессий — это отсутствие в них гибкости.)

Вслед за учителями чань я предлагаю вам проникнуться осознанием того, что каждый из вас — именно такой, какой он есть — имеет в себе самом все средства, чтобы здесь и сейчас стать Буддой (что уж говорить о всяких мелочах вроде магии, успеха в жизни и пр.). И эти божественные возможности сосредоточены исключительно в нашем восприятии.Рассматривая практику чань, я не стану вас испытывать пылью тысячелетий (сегодня у многих от неё аллергия), но обращусь к живому опыту реального просветлённого учителя чань, почти что нашего современника.

Итак, о методе чань, который в техническом отношении изумительно прост. Вот как декларировал его в середине двадцатого столетия знаменитейший чаньский наставник Сюй-юнь (перевод автора с изложений проповедей Сюй-юня Чарльзом Луком):

«Передача знания от наставника к ученику означает лишь выправление сознания последнего печатью сознания первого, и здесь не существует каких-то обязательных и фиксированных наставлений. При обмене вопросами и ответами роль наставника сводится только к рассечению уз, сковывающих сознание ученика. При этом учитель действует в соответствии с конкретными обстоятельствами — точно так же для исцеления конкретного недуга есть определённое подходящее снадобье. Начиная с периода правления династии Сун человеческие способности к чань ослабли, и ученики перестали выполнять указания своих наставников. К примеру, внимая предписанию «отбросить всё и не помышлять ни о добре, ни о зле», практикующие бывали не в силах выполнить даже это. И потому учителям пришлось изобрести «яд против яда», обучив своих последователей сосредоточению на гун-ане (японск. — коан), что означает дословно — «досье», «запись судебного случая», какой-то «прецедент». Это — определённые задачи, разработанные чаньскими наставниками, которые служат в качестве объектов сосредоточения и ведут к достижению внутренней целостности и озарения. С течением времени и гун-ань в значительной мере утратил свою силу, и тогда наставники изобрели для своих учеников новый приём сосредоточения — хуатоу. Хуатоу — это «пра-слово» или «пра-мысль», иначе говоря, это само сознание, не потревоженное мыслью, или сознание в невозбуждённом состоянии. И потому удержание хуатоу в уме есть созерцание собственного сознания, которое может длиться вплоть до постижения этого самого сознания.

В общем, наставники стали призывать своих учеников как можно увереннее удерживать в сознании, казалось бы, лишенное смысла хуатоу. И при этом ни на миг не ослаблять хватку. Точно так крыса упорно грызёт толстую доску в каком-то определённом месте, пока не прогрызёт её насквозь. Смысл этого метода заключается в использовании одной-единственной мысли для того, чтобы предотвратить и остановить мириады прочих мыслей. В чём-то метод хуатоу сродни хирургической операции, которая становится необходимой после проникновения в тело яда. Древние наставники разработали множество гун-аней, правда, затем они стали предлагать ученикам лишь хуатоу, к примеру, такие: «Кто тащит на себе этот труп?» (то есть, кто несёт на себе твоё физическое тело?) или «Каким было моё подлинное лицо до того, как я родился?» В последние годы у наставников очень популярно хуатоу «Кто повторяет имя Будды?»