Карлос Кастанеда - Сила безмолвия

Дон Хуан объяснял контролируемую глупость как искусство контролируемого обмана, или искусство притворства быть полностью погруженным в действие, которое в данный момент под рукой, — притворства до такой степени, когда никто не сможет отличить его от реального поведения. Контролируемая глупость — это не открытый обман, говорил мне дон Хуан, но утонченный, артистичный способ быть отделенным от всего, в то же время оставаясь неотъемлемой частью всего.

— Контролируемая глупость — это искусство, — продолжал дон Хуан. — Очень надоедливое искусство и трудное для обучения. Большинство магов просто воротит от него, не потому, что ему присуще какое-то зло, а потому, что при использовании его требуется много энергии.

Дон Хуан признался, что он сознательно практикует его, хотя это и не особенно нравится ему, возможно, из-за того, что его бенефактор был так искусен в этом. Или, может быть, из-за того, что его индивидуальность — которая, как он говорил, была неискренней и мелочной — просто не обладала проворством, необходимым для того, чтобы практиковать контролируемую глупость.

Я взглянул на него с удивлением. Он замолчал и уставился на меня озорными глазами.

— Когда мы приходим к магии, наши личности уже сформированы, — сказал он и пожал плечами, выражая смирение, — поэтому все, что нам остается делать, это практиковать контролируемую глупость и смеяться над собой.

Наплыв сочувствия заставил меня сказать, что он, по моему мнению, ни в коей мере не мелочный.

— Но такова моя основная индивидуальность, — настаивал он.

Я с этим не согласился.

— «Сталкеры», практикуя контролируемую глупость, верят, что в вопросах личности вся человеческая раса делится на три категории, — сказал он и улыбнулся так, как делал это всегда, когда выдавал себя за меня.

— Это абсурд, — возразил я. — Человеческое поведение слишком запутано, чтобы его можно было характеризовать так просто.

— «Сталкеры» говорят, что мы не так сложны, как нам кажется, — сказал он, — и что мы все принадлежим к одной из трех категорий.

Я нервно рассмеялся. Обычно я принимал такие заявления как шутку, но в этот раз, благодаря тому, что мой ум был совершенно чист, я почувствовал, что он говорит совершенно серьезно.

— Ты не шутишь? — спросил я вежливо, как только мог.

— Я совершенно серьезен, — ответил он и начал смеяться.

Его смех немного расслабил меня. И он продолжил объяснение системы классификации, созданной «сталкерами». Он сказал, что люди первой категории являются идеальными секретарями, помощниками и компаньонами. Они обладают очень подвижной индивидуальностью, но их подвижность не является вдохновляющей. Тем не менее они полезны, заботливы, полностью приручаемы, изобретательны до определенных границ, забавны, воспитаны, милы и деликатны. Другими словами, это люди, приятнее которых не найти, но у них есть огромный недостаток — они не могут действовать самостоятельно. Они всегда нуждаются в тех, кто бы направлял их. Получив направление, каким бы напряженным и противоречивым оно ни было, они потрясающи в его реализации. Но предоставленные самим себе, они погибают.

Людей второй категории милыми вообще не назовешь. Это мелочные, мстительные, завистливые, недоверчивые и эгоистичные люди. Они говорят только о себе и обычно требуют, чтобы люди подчинялись их стандартам. Они всегда перехватывают инициативу, даже если с ней им неуютно. Им не по себе в любой ситуации, и они никогда не расслабляются. Такие люди ненадежны и всегда всем недовольны, при большей незащищенности они становятся еще более отвратительными, чем есть на самом деле. Их смертельным недостатком является то, что они должны убивать, чтобы быть лидерами.

К третьей категории относятся люди, которые ни милы, ни отвратительны. Они никому не служат и никому не навязывают себя. Скорее всего они равнодушны. У них есть возвышенное понятие о самих себе, составленное из грез и желаемых мечтаний. В чем они экстраординарны, так это в ожидании, что вот-вот что-то произойдет. Они ожидают, что будут открывателями и победителями. Они обладают чудесной способностью создавать иллюзию того, что их ждут великие дела, которые они всегда обещают себе выполнить, но не делают этого никогда, поскольку для этого у них нет фактически никаких ресурсов.

Дон Хуан сказал, что он сам определенно принадлежит ко второй категории. Потом он попросил меня классифицировать самого себя, и я начал трещать без умолку. Дон Хуан, согнувшись от хохота, свалился на землю.

Он предложил мне еще раз классифицировать себя, и я неохотно предположил, что представляю собой комбинацию всех трех категорий.

— Мне не нужна эта комбинация чепухи, — сказал он, по-прежнему извиваясь от хохота. — Мы просто люди, и каждый из нас представляет только один из трех типов. И как я убежден, ты принадлежишь ко второй категории. «Сталкеры» называют таких людей пердунами.

Я начал протестовать, что его схема классификации унизительна. Но остановился на середине фразы. Вместо этого я понял, что это правда, что существует только три типа личностей и каждый из нас пойман в одну из трех категорий, в жизни нет места надежде на изменение и освобождение.

Он согласился, что это как раз тот самый случай. Но все же остается один путь к освобождению. Маги давно научились тому, что только наше личное самоотражение бросает нас в одну из категорий.

— Наша беда в том, что мы принимаем себя слишком серьезно, — сказал он. — В какую бы категорию не попадал наш образ самих себя, вопрос заключается только в нашей собственной важности. Если у нас нет собственной важности, значит, нет и вопроса, к какой категории мы относимся.

— Я всегда был пердуном, — продолжал он, и его тело затряслось от смеха, — так же, как и ты. Но теперь я тот пердун, который не принимает себя серьезно, в то время как ты по-прежнему делаешь это.

Я был возмущен. Я хотел поспорить с ним, но не мог собрать для этого энергии.

На пустой площади реверберация его смеха была неестественно жуткой.

Потом он сменил тему, и скороговоркой произнес основные ядра, которые мы с ним обсуждали: манифестация духа, стук духа, надувательство духа, нашествие духа, требование «намерения» и управление «намерением».

Он повторил их, словно давал моей памяти шанс полностью сохранить их. А затем он кратко изложил все, что прежде говорил мне о них. Было так, словно он нарочно вынуждал меня сохранить всю эту информацию в интенсивности этого момента.

Я отметил, что основные ядра по-прежнему оставались тайной для меня. У меня появилась все та же озабоченность о моей способности понимать их. У меня было впечатление, что стоит ему прекратить обсуждение темы, и я тут же потеряю ее смысл.