Александр Медведев - Золотая нить Дао

– А вы – действительно настоящий воин? – спросил я.

– Вы знаете, это зависит от того, с какой стороны посмотреть, – ответил он. – На земле я ноль, но в воздухе...

– Как понять «в воздухе»?

– Меня с детства учили воинскому искусству, но меня учили драться только в воздухе.

Это заявление меня окончательно заинтриговало. Мы немного помолчали. Сообразив, видимо, что меня обидели его слова о нежелании разговаривать с первым встречным и о дармовом угощении, кореец выдал следующий перл:

– В принципе можно простить иностранцу за плохое владение языком. Мне трудно выражать гладко свои мысли.

– Не так уж бугристо вы выражаете их, – заметил я. – Вы сами предложили угостить меня. Могли бы этого не делать. Кстати, у меня с собой все равно почти нет денег, поэтому считайте, что пропала ваша трешка, или сколько вы там заплатили за обед.

– Я не волнуюсь за трешку, – заявил он, – я волнуюсь за твою душу.

– Вы случайно не миссионер какой-нибудь восточной церкви?

– Нет, – он покачал головой. – Никакой я не миссионер восточной церкви, я – хранитель великого знания.

– Но это больше напоминает цирк, – возразил я. – И какое же знание вы храните?

– Придет время, и ты, презренный, узнаешь, – отрезал кореец.

– Вот я уже и презренный, – усмехнулся я.

– Я погорячился.

– А как насчет ваших эмоций?

– Какой ты наблюдательный, – азиат захлопал в ладоши. – Но это эмоции, которые внешние.

Некоторое время разговор продолжался в таком же ключе, как вдруг мой спутник неожиданно спросил:

– Тебя вообще интересует боевое искусство? Ты много говорил о нем, но сможешь ли ты непосредственно его воспринять?

Немного раздраженно я поинтересовался:

– Куда же мы пойдем его воспринимать на полный желудок?

– Полный желудок – основа воина, – заявил кореец. – Чем полнее середина, тем она крепче.

– Но с полным желудком трудно передвигаться, – возразил я.

Кореец засмеялся, с шумом отодвинул стул, вышел из-за стола и направился в туалет. Я машинально последовал за ним. В туалете он принялся самым тщательным образом мыть руки. Я молча стоял рядом.

– После еды надо мыть руки, – безапелляционно заявил кореец.

– А почему вы не мыли руки перед едой, – осведомился я, как-то механически начиная мыть руки почти с такой же тщательностью.

– Раньше у меня руки были чистыми, они не были жирными. А теперь у меня жирные пальцы. В этой пельменной не моют тарелки. Когда я брался за тарелку, чтобы выпить бульон через край, у меня руки стали жирными, а я не люблю, когда у меня жирные руки.

Я нахально спросил:

– А после туалета руки моют?

– Моют руки перед туалетом, поскольку ты можешь всякую гадость себе занести. Я как-то спал с одной девушкой, перед туалетом руки не вымыл, так потом у меня жир с конца капал.

Я недоверчиво взглянул на корейца.

– Это розыгрыш?

– Да, это шутка, – разразившись громким радостным смехом, пояснил он.

– Хорошо, что я знаю этот анекдот, – подумал я про себя.

Кореец вытер руки о штаны, и мы направились к выходу из пельменной.

На улице он взглянул на меня и заявил:

– Ты говорил, что на полный желудок трудно передвигаться. Для передвижения, если воину не нужна твердая середина, а нужна легкость, делают вот так...

Тут он засунул даже не два пальца, а практически всю кисть руки себе в рот, отведя большой палец на 90° в сторону, откинулся немножечко назад, нажал второй рукой себе на солнечное сплетение, и его вырвало невероятно длинной струей. Как говорят в таких случаях в Крыму: «блеванул дальше, чем видел».

Рвота, вылившись на руку, запачкала рукав рубашки и пиджака и даже затекла внутрь рукава. Кореец выпрямился так, словно ничего особенного не произошло, отряхнул руку, сунул ее в карман и принялся демонстративно вытирать о его внутреннюю часть.

Я почувствовал себя не совсем хорошо.

Заметив мою кислую гримасу, кореец протянул эту испачканную руку ко мне и взял меня за рукав, да так цепко, что я не мог ни вырваться, ни отстраниться, после чего произнес:

– Пойдем, побеседуем на эту тему.

Я ощутил непреодолимое желание убежать, но что-то заставило меня остаться. Надо сказать, что я был законченным фанатиком рукопашного боя. В надежде изучить новые эффективные техники и приемы, я встречался с множеством разных людей, ездил по другим городам, разыскивая там специалистов по восточным единоборствам, и все, что мне удавалось узнать, записывал в многочисленные дневники.

В процессе поисков я сталкивался с весьма оригинальными индивидуумами. Среди них встречались и эксцентричные и, мягко говоря, не совсем нормальные личности. Я приучил себя не реагировать на странные слова или необычные поступки и, несмотря ни на что, упорно выяснял то, что меня интересовало.

Человек, который держал меня за рукав, ухитрился побить все рекорды эксцентричности, но я не представлял, как дерутся в воздухе, и если кореец не врал, я должен был все увидеть собственными глазами.

Я глубоко вздохнул и остался стоять на месте, не делая никаких попыток освободиться, и только подумал о том, что одежду нужно будет тщательно постирать.

Продолжая держать меня за рукав, кореец повел меня вниз по улице, за рынок, рассказывая по дороге о том, что, когда он жил в Корее, у него были братья – воины, обучавшие его фамильному бою, и еще был друг семьи – старик-китаец, который учил его одному очень древнему искусству и завещал ему свои секреты.

Все это время я чувствовал определенную неловкость. Брезгливость боролась во мне с растущим интересом к рассказу, и эти переживания были слишком явственно написаны у меня на лице. Пару раз я попытался освободиться, но безуспешно. Кореец на удивление цепко держал меня своей грязной рукой. Я подумал о том, что просто обязан с честью пройти через это испытание.

На мне был надет голубой китель с якорями, под ним – фланелевая рубашка китайского производства фирмы «Дружба». Вероятно, кореец сумел разглядеть рубашку, когда я нагибался или еще в какой-либо момент. Покончив с темой о старике-китайце, он перешел на китайцев вообще, заявив:

– Вот, у тебя китайская рубашка. Ты должен знать, насколько китайцы хорошие люди. Тот старик-китаец и вообще некоторые китайцы бывают такими же хорошими людьми, как рубашка, которая надета на тебя.

– Я бы не сказал, что это очень хорошая рубашка, – возразил я.

– Не смотрят на вид, а смотрят на суть, – пояснил он. – Эта рубашка мягкая и ласковая. Кроме того, она теплая. Вот и тот старик был такой же прекрасный человек, как эта рубашка. Он не имел вид, но внутри был замечательным человеком. Я вид не имею, но внутри я лучший человек. Лучший человек, какого ты вообще в жизни встречал, кроме, конечно, твоих родителей.