Артур Форд - Жизнь после смерти в изложении Джерома Эллисона

Некоторые выдающиеся умы видели, что в нашем понимании в успешном постижении космической функции человеческого мозга лежит само будущее человека. В механизме (поскольку концепция всесильного механизма является современной общепринятой мудростью, известной каждому семикласснику, нет необходимости говорить здесь подробно) они видят тупик и крах человека, который будет на ощупь бесконечно возиться с молекулами до тех пор, пока не взорвёт себя вместе с ними. В космическом сознании они видят отражение смысла и содержания тех аспектов человеческого опыта, которые сегодня пока ещё не получили своего объяснения, видят многообещающее возрождение научных исследований, перед которыми раскрываются необъятные горизонты.

Одним из самых выдающихся умов — первопроходцем, исследователем с огромным кругозором, указавшим на области, позднее исследованные подробно такими гигантами, как Юнг, Дьюи и Фрейд, — был Уильям Джеймс. Поскольку Джеймс был первым среди тех, кто начал создавать тот подход к знанию, в котором рациональная определённость и интуитивно постигаемая тайна мирно — и даже очень успешно — сосуществуют друг с другом в пределах одной и той же концепции мира, мы должны рассмотреть выдвинутые им ключевые положения. Тогда мы сможем полностью оценить самые последние данные о жизни за смертью, которыми мы располагаем.

Современные учебники по психологии обычно говорят об Уильяме Джеймсе как об одном из четырёх основателей современной психологии, трое других — это Вильгельм Вундт, Джон Дьюи, и Зигмунд Фрейд. Каждый из этих пионеров использовал работу других: Вундт внёс вклад в разработку техники и методов эксперимента, которые доминируют в современных психологических исследованиях. Джеймс утвердил концепцию изучения человеческой личности как функционального целого; Фрейд разработал технику психоанализа, основанную на методе свободных ассоциаций; Дьюи — концепцию умственной активности как эволюционное решение проблем, вытекающих из непосредственного человеческого опыта.

Джеймс никогда не отрицал того бесспорного факта, что деятельность человека в большой степени состоит из простых «машиноподобных» автоматических реакций на тот или иной стимул, или раздражитель. И в самом деле, его теория функционализма является основой для сегодняшнего понимания и лечения таких функциональных неврозов, как глухота, возникшая из стремления организма отделяться от нежелательных звуков; слепота, позволяющая уклониться от неприятного; обжорство и клептомания, компенсирующие недостаток любви, жажда власти, прикрывающая чувство неполноценности, и т. д. Функционализм лежит также в основе убеждения Джеймса, что человеческое сознание есть нечто гораздо большее, чем система рефлекторных циклов, действующая по принципу «стимул — реакция». Его непосредственные наблюдения за физическим и умственным поведением человека привели его к поиску той функции, побочным продуктом которой является поступок или действие. Он был убеждён, что глубокое понимание проявлений «механического» начала в человеке очень существенно для полного понимания человека. Его исследования в области функционализма психики помогли освободиться от многих ложных представлений о Боге и бессмертии.

Но те же самые исследования привели его и к открытию высших функций в человеке, не объясняемых ни одной земной механистической теорией. Из четырёх основоположников современной психологии только Джеймс и Фрейд проявили внимание к огромному миру переливающихся, пульсирующих обертонов, существующему помимо замкнутой цепи клинических проявлений и наблюдений, которыми все они были столь заворожены. Фрейд осознал существование этих обертонов слишком поздно, чтобы это оказало какое-либо влияние на то процветающее направление в психологии, которое носит его имя (незадолго до смерти Фрейд писал, что, если бы ему суждено было начать всё сначала, он стал бы парапсихологом). Джеймс же подошёл к этому ещё в расцвете своих творческих сил. Для Джеймса было очевидным, что ценность любой гипотезы обратно пропорциональна тому объёму человеческого опыта, который она не может объяснить. Он много писал о явлениях, устойчиво существующих за границами объяснений механистической психологии, и заложил фундамент для более тщательного изучения такого рода феноменов. Поэтому если наша цель ввести в область научного изучения полный диапазон действительных событий, которые составляют подлинный человеческий опыт, мы должны вернуться к основам, заложенным Уильямом Джеймсом, и к тем достижениям его мысли и интуиции, мимо которых столь примечательно прошли поздние фрейдисты.

Уильям Джеймс внёс выдающийся вклад в ту область исследований, которые привели к его окончательным выводам по проблеме жизни после смерти. Он был одним из пяти детей блестящего, неутомимого и вечно непоседливого отца. Генри Джеймс-старший происходил из старинной процветающей шотландско-ирландско-английской пресвитерианской семьи фермеров, промышленников и коммерсантов. Молодым человеком Джеймс-старший учился в Пристонской теологической семинарии, где у него развилось яростное неприятие организованной религии. Позже он много и блестяще писал на философские и теологические темы и был близким другом таких интеллектуальных лидеров своего времени, как Эмерсон и Карлайл. Из-за врождённой одержимости отца к скитаниям образование Уильям получал на двух континентах — в Старом и Новом Свете, — и оно часто прерывалось. Мальчиком Уильям посещал различные школы США, Франции и Швейцарии. В восемнадцать он занялся изучением искусства, через год бросил это занятие и поступил в Лоренсовскую школу естественных наук Гарвардского университета. Семь раз прерывал он свои занятия в Гарварде, прежде чем закончил уже Медицинскую школу Гарвардского университета. Причиной одного из таких перерывов было его участие в исследованиях долины реки Амазонки в качестве ассистента великого учёного Луи Агассиса. Другой перерыв был сделан на время его занятий в Германии под руководством знаменитого учёного Германа фон Гельмгольца.

На протяжении всех юношеских лет физическое здоровье Джеймса постоянно внушало опасения. Обострения болезней время от времени приковывали его к постели, и тогда он полностью погружался в себя, приходя иногда даже к мысли о самоубийстве. Возможно, именно вследствие таких кризисов у него развилась та чрезвычайная тяга к изучению и пониманию душевных болезней и страданий человека, которая отличала все его позднейшие работы. Эти депрессии внезапно прекратились в возрасте двадцати восьми лет, когда он открыл для себя работу французского философа Шарля Б. Ренувье. Великий французский мыслитель доказывал, что отличительной чертой человеческого существа является не его «автоматизм», но непрерывное стремление ко всё большей свободе мысли и действия через использование той ограниченной способности, которой обладает лишь он один из всех живых существ, — свободной волей. Для молодого Уильяма Джеймса это было откровением. «Моим первым актом свободной воли, — писал он, — станет вера в свободную волю». Это решение раскрепостило его скованную способность к творчеству. Вскоре после этого Джеймс женился и углубился в многообещающие исследования с такой энергией и блеском, какие редко проявляются в человеке; им суждено было принести ему известность и признание.