Бхагаван Раджниш - Проблески золотого детства

Он сказал: «Это слишком. У тебя хватает храбрости попросить своего собственного дедушку сделать это с бедным человеком, который никому не причинил зла, за исключением того, что он орет шесть часов и день… но мы привыкли к этому».

Я сказал: «Я пришел не для того, чтобы спорить. Ты просто приди. и все. что ты хочешь, в любое время, я тебе сделаю. Но ты должен прийти. И это не много - надо пройти всего три метра, не будя Баладжи».

И он пришел. Поэтому я говорю, что он был очень редким человеком — ему было семьдесят пять лет! Он пришел. Он сказал: «Хорошо, давайте это сделаем и посмотрим, что произойдет».

Два борца начали уходить, увидев моего дедушку Я сказал: «Подождите, куда вы уходите?»

Они сказали: «Идет твой дедушка».

Я сказал: «Я позвал его. Он четвертый человек. Если вы уйдете, я буду в затруднении. Мы с дедушкой вдвоем не справимся. Мы можем понести его, но он проснется. Вам не надо беспокоиться».

Они сказали: «Ты уверен и своем дедушке? Ведь они почти одного возраста, они могут быть друзьями, и может появиться проблема Он может рассказать о нас».

Я сказал: «Я здесь, он не может втянуть меня в беду, у вас все будет в порядке, и он не знает наших имен и вообще ничего не знает».

Мы перенесли Баладжи и поставили его раскладушку на маленький колодец. Только он купался там, и иногда я прыгал в него, он был очень против этою, но что можно поделать? Однажды, когда я прыгнул туда, ему пришлось вытаскивать меня. Я сказал: «Что ты можешь сделать теперь? Надо только вытащить меня. А если ты будешь утомлять меня, я буду прыгать туда каждый день. А если ты скажешь об этом моей семье, тогда я приведу своих друзей, чтобы они прыгали туда. Так что сейчас, это будет нашим секретом. Ты моешься снаружи, я моюсь внутри, нет никакого вреда».

Это был очень маленький колодец, так что раскладушка прекрасно подошла к нему. Тогда я сказал дедушке: «Ты уходи, потому что если тебя поймают, весь город будет говорить, что это зашло слишком далеко».

И тогда, мы начали бросать камешки, чтобы он проснулся… потому что если он ночью не проснется, он мог повернуться и упасть в колодец, и все было бы плохо. В то мгновение, когда он прогнулся, он издал такой крик! Мы слышали его голос, но это…! Собралась вся округа. Он сидел на раскладушке и говорил: «Кто это сделал?» Он трясся, дрожал, был испуган.

Люди сказали: «Хотя бы слезь оттуда, пожалуйста. Тогда мы выясним, что произошло».

Я был там в толпе, и я сказал: «Что произошло? Ты мог позвать своего Баладжи. Но ты не сделал этого, ты закричал и забыл о нем. Всю жизнь упражняться по шесть часов в день…»

Он посмотрел па меня и сказал: «Это тоже секрет?» Я сказал: «Теперь есть два секрета, которые ты должен хранить. Один ты хранил много лет. А это второй».

Но с того дня он перестал по три часа кричать в храме. Я был озадачен. Все были озадачены. Он перестал мыться в этом колодце, а об этих трех часах по утрам и вечерам он просто забыл. Он пригласил священника, чтобы он приходил каждое утро для небольшого поклонения, и это было все.

Я спросил его: «Баладжи, что произошло?»

Он сказал: «Я солгал тебе, что не боюсь. Но той ночью, проснувшись на колодце — этот крик не был моим». Вы можете называть это первобытным криком. Это был не его крик, совершенно точно. Он пришел из глубокого подсознания. Он сказал: «Крик помог мне осознать, что я действительно трусливый человек, и все мои молитвы — это ничто иное, как попытка уговорить Бога спасти меня, помочь мне, защитить меня.

Но ты все это разрушил, и то, что ты сделал, было полезно для меня. Я закончил со всей этой ерундой. Всю свою жизнь я пытал округу, и если бы ты этого не сделал, я бы продолжил пытать. Теперь я осознал, что боюсь. И я чувствую, что лучше принять свой страх, потому что вся моя жизнь была бессмысленной так же, как и мой страх».

Только в 1970 году я последний раз был в своем городе. Я пообещал матери своей матери, что когда она умрет, я приеду. Я пришел. Я просто прошел по городу, чтобы встретиться с людьми и увидел Баладжи. Он выглядел совершенно иным человеком. Я спросил его: «Что произошло?»

Он сказал: «Тот крик полностью изменил меня. Я начал жить со страхом. Хорошо, если я трус, тогда я трус, я не отвечаю за это. Если страх есть, он есть, я с ним родился. Но медленно-медленно, по мере того как мое принятие становилось глубже, этот страх исчез, эта трусость исчезла.

На самом деле я ушел с должности служителя храма, потому что если мои молитвы не были услышаны… тогда как может молитва слуги быть услышана… слуги, который обходит за день тридцать храмов?» потому что он получал от каждого храма по две рупии. «Он молится за две рупии. Так что я избавился от него, и я совершенно спокоен, и я совершенно не беспокоюсь, есть ли Бог или нет. Это его проблема, почему я должен беспокоиться?

Но я чувствую себя очень свежим и очень молодым в своем преклонном возрасте. Я хотел увидеть тебя, но я не мог приехать. Я слишком стар. Я хотел поблагодарить тебя за то, что ты созорничал тогда, иначе, я бы постоянно молился и умер, а это было все бессмысленно, бесполезно. Теперь и буду умирать как свободный человек, совершенно свободный». Он привел меня к себе в дом Я был там раньше, все религиозные книги были убраны. Он сказал: «Меня больше все это не интересует».

***

Если мой отец шел на какую-нибудь церемонию, свадьбу или день рождения он всегда брал меня с собой. Он брал меня при условии, что я буду совершенно молчалив: «Иначе, пожалуйста, оставайся дома».

И говорил: «Но почему? Всем разрешено говорить, за исключением меня!»

Он сказал: «Ты знаешь, я знаю и все знают, почему тебе не позволяется говорить - потому что ты - нарушитель порядка».

«Но, сказал я, в том, что касается меня, ты обещай, что не будешь вмешиваться, а я обещаю тебе, что буду молчать».

И много рал происходило так, что ему приходилось вмешиваться. Например, если там был старший человек - дальний родственник, но и Индии это не имеет значения мой отец прикасался к его ногам и говорил: «Прикоснись к его ногам»

Я сказал: «Ты пристаешь ко мне, и наше соглашение закончилось. Почему я должен прикасаться к ногам этого старика? Если ты хочешь прикасаться к ним, ты можешь прикоснуться к ним дважды, я не буду мешать. Но почему я должен прикасаться к ним? Почему не к его голове?»

И уже этим я вносил достаточную смуту. Все объясняли мне, что он старик. Я говорил. «Я видел много стариков. Прямо напротив моего дома есть старый слон, я никогда не прикасаюсь к его ногам. Этот слон принадлежит священнику, это очень старый слои. Я никогда не прикасаюсь к его ногам, а он очень мудрый я думаю, что мудрее, чем этот старик.

Просто преклонный возраст не дает ему никакого качества. Дурак остается дураком возможно, с годами он становится еще старее. Идиот становится более идиотичным, когда стареет, потому что вы не можете остаться прежним, вы растете. А идиот, когда он становится дряхлым… тогда его идиотичность умножается. И это время, когда он становится очень уважаемым. Я не собираюсь прикасаться к ногам этого старика, пока он не объяснит, почему я должен это сделать».