Цилия Грин - Осознанные сновидения

Тем не менее, Успенский считал, что в состоянии осознанного сновидения он мог наблюдать в неизменном виде все типы обычных снов:

В «состоянии полусна» я мог видеть сны, которые видел обычно. Постепенно передо мной прошел весь репертуар моих снов, и я наблюдал их вполне сознательно, видел, как они создаются, переходят один в другой, мог понять их механизм. [146] Ouspensky, р. 274, цит. перевод Н. Б. фон Бока

Стоит отметить, что Успенский отличается от других исследователей тем, что входил в осознанное сновидение с помощью удержания осознанности при переходе из бодрствующего состояния, а не с помощью какой-то подсказки по ходу сна. Тем не менее, в его описаниях нет принципиальных отличий от осознанных сновидений других людей, хотя последние редко считают свои осознанные сны в точности такими, как обычные. Поэтому результаты Успенского следовало бы сравнить с результатами другого сновидящего, также поставившего целью осознанно наблюдать обычные сны.

Успенский пришел к выводу, что как правило, сновидения возникают из физических ощущений или памяти о дневных переживаниях, часто идущих из детства. Он не приемлет психоаналитических методов интерпретации снов. Когда Успенский стал изучать сновидения, психоанализ еще не был известен; а когда он о нем узнал, то счел, что в нем «нет никакой ценности, ничего такого, что заставило бы меня изменить свои выводы хотя бы на йоту, хотя они, несомненно, противоречат выводам психоанализа».

Следующие интерпретации типичны для Успенского:

Когда мне случалось прижать коленом руку, и она немела, мне снилось, будто меня кусает за руку собака. Когда мне хотелось взять в руки или поднять что-нибудь, все падало из рук, потому что они были слабыми, как тряпки, и отказывались слушаться. Помню, однажды во сне нужно было разбить что-то молотком, но молоток оказался как бы резиновым: он отскакивал от предмета, по которому я бил, и мне не удавалось придать своим ударам необходимой силы. Это, конечно, было просто ощущением расслабления мускулов. [147] Ouspensky, p. 276, цит. перевод Н. В. фон Бока

К этой категории повторяющихся снов принадлежали также сны с полетами. Я довольно часто летал во сне, и эти сны мне очень нравились. В «состоянии полусна» я понял, что ощущение полета вызывается слабым головокружением, которое порой возникает во сне без всякой видимой причины, вероятно, просто в связи с горизонтальным положением тела. Никакого эротического элемента в снах с полетами не было.

Забавные сны, в которых человек видит себя раздетым или полуодетым на людной улице, также не требовали для своего объяснения особо сложных теорий. Они возникали как следствие ощущения полуоткрытого тела. Как я обнаружил в «состоянии полусна», такие сны возникали, главным образом, тогда, когда мне становилось холодно. Холод заставлял меня ощутить, что я раздет, и это ощущение проникало в сон. [148] Ouspensky, pp. 276–277, цит. перевод Н. В. фон Бока.

Некоторые повторяющиеся сны удавалось объяснить только в связи с другими. Таковы сны о лестницах, часто описываемые в литературе по психологии. Эти странные сны снятся многим. Вы поднимаетесь по огромной, мрачной лестнице, не имеющей конца, видите какие-то выходы, ведущие наружу, вспоминаете нужную вам дверь, тут же теряете ее, выходите на незнакомую площадку, к новым выходам, дверям и т. д. Это один из самых типичных повторяющихся снов; как правило, вы не встречаете во сне ни одного человека, а остаетесь в полном одиночестве среди всех этих широких пустых лестниц.

Как я понял в «состоянии полусна», эти сны представляют собой сочетание двух мотивов, или воспоминаний. Первый мотив порожден моторной памятью, памятью направления. Сны о лестницах ничуть не отличаются от снов о длинных коридорах, о бесконечных дворах, по которым вы проходите, об улицах, аллеях, садах, парках, полях, лесах; одним словом, все это сны о дорогах, о путях. Нам известно множество путей или дорог: в домах, городах, деревнях, горах; мы можем увидеть все эти дороги во сне, хотя часто видим не сами дороги, а, если можно так выразиться, общее ощущение от них. Каждый путь воспринимается по-особому: это восприятие создается тысячами деталей, отраженных и запечатленных в разных уголках памяти. Позднее такие восприятия воспроизводятся в снах, хотя для создания нужного ощущения во сне зачастую используется самый случайный материал образов. По этой причине дорога, которую вы видите во сне, может внешне не напоминать дорогу, которую вы знаете и помните в бодрственном состоянии; однако она произведет на вас то же самое впечатление, даст то же самое ощущение, что и дорога, которую вы знаете, которая вам известна.

«Лестницы» подобны «дорогам»; но, как уже говорилось, содержат еще один дополнительный мотив, а именно, некий мистический смысл, которым обладает лестница в жизни любого человека. В своей жизни каждый переживал на лестнице чувство, что вот сейчас на соседней площадке, на следующем этаже, за закрытой дверью его ожидает нечто новое и интересное. Любой может вспомнить в своей жизни подобные моменты: он поднимается по лестнице, не зная, что его ждет. У детей это впечатление нередко связано с поступлением в школу и вообще со школой; такие впечатления остаются в памяти на всю жизнь. Далее, ступеньки нередко связаны со сценами колебаний, решений, перемены решений и так далее.

Все это, вместе взятое и соединенное с памятью о движении, создает сны о лестницах. [149] Ouspensky, pp. 277–278, цит. перевод Н. 6. фон Бока.

Существовал лишь один сон, которого я не мог объяснить. В этом сне я бегал на четвереньках, иногда очень быстро. Возможно, мне казалось, что это самый быстрый, безопасный и удобный способ передвижения. В момент опасности и вообще в трудном положении я всегда предпочитал его во сне любому иному.

По какой-то причине этот сон не появлялся в «состоянии полусна». Происхождение «бега на четвереньках» я понял гораздо позже, наблюдая за маленьким ребенком, который только-только начинал ходить. Он мог ходить, но ходьба оставалась для него опасным предприятием, и положение на двух ногах было крайне ненадежным, неустойчивым, непрочным. В этом положении он себе не доверял, и если случалось что-то непредвиденное (открывалась дверь, с улицы доносился шум или прыгал на диван кот), он немедленно опускался на четвереньки. [150] Ouspensky, p. 278, цит. перевод Н. 6. фон Бока.

Поскольку Успенский изначально намеревался наблюдать свои сновидения, чтобы понять их, он не пытался усиливать контроль над ними. Тем не менее, он отмечает, что потенциально возможность контроля присутствовала:

Главное состояло в том, что в «состоянии полусна» я видел обычные сны, но при этом сохранял полное сознание, мог понимать, как возникают эти сны, из чего они построены, какова их общая причина и каковы последствия. Далее, я обнаружил, что в «состоянии полусна» я обладаю определенным контролем над снами: могу вызывать их и видеть то, что хочу, хотя это и не всегда удавалось, так что сказанное мной не следует понимать слишком буквально. Обычно я давал только первый толчок, после чего сны развертывались как бы добровольно, порой удивляя меня своими странными и неожиданными поворотами. [151] Ouspensky, p. 274, цит. перевод Н. В. фон Бока.