Андрей Ветер - Тропою души

Он натянул лук и глазами велел Медведю откинуть входной полог. Едва вход в палатку открылся, Два Горба быстро вскинул лук и отпустил тетиву. Она издала лёгкий, едва уловимый, фыркнувший звук и вытолкнула стрелу в сторону конокрада, придав ей стремительность и силу молнии. Человек дёрнулся от неожиданности и схватился за бок. Стрела воткнулась ему под ребро и вышла наконечником из груди, пробив, должно быть, сердце. Лазутчик замер, стоя на коленях, на несколько секунд, затем плавно повернул голову в ту сторону, откуда примчалась к нему внезапная смерть, и лёг на землю. Из раны быстро потекла кровь, алея на белой глине, которой был густо вымазан конокрад, впитываясь в трещинки, набухая в белых крошках, утяжеляя сухие кусочки глины и отваливая их от тела.

Два Горба выскочил наружу, пригнувшись и оглядываясь, не видно ли других лазутчиков. Медведь поспешил за ним, схватив нож, подаренный ему Медвежьим Быком, и громко закричал, переполненный возбуждением. Его чувства хлестали через край, и мальчик не мог сдерживать их. Его боевой клич получился не очень выразительным, но Два Горба поддержал сына, издав душераздирающий вопль, от которого всколыхнулась вся деревня. Казалось, даже тянувшийся над сонной землёй ленивый туман дрогнул от военного клича умелого воина.

Чуть в стороне Медведь заметил две другие раскрашенные фигуры. Они поднялись с земли и бросились бежать прочь из лагеря.

– Отец! – воскликнул Медведь.

– Я вижу их, сын, – бросил Два Горба и пустил стрелу им вслед, однако обе фигуры исчезли в тумане.

Отовсюду появились заспанные люди. Мужчины бежали с топорами и луками в руках, женщины испуганно высовывали головы из палаток, но не решались выйти совсем, не понимая, что именно произошло.

Два Горба в нескольких словах объяснил подбежавшим к нему товарищам, что произошло, и пять юношей помчались к своим лошадям, чтобы погнаться за беглецами.

– Кто это? – спросил Медведь, присаживаясь возле застреленного конокрада и дёргая за кончик торчавшей из-под ребра стрелы.

– Псалок [2]. Взгляни на его обувь, сын, это человек из Вороньего Племени. Дотронься до него. Это будет твоё первое прикосновение к врагу [3].

Мальчик уверенно приложил ладонь к Псалоку и ощутил ладонью шершавую поверхность глины.

– Я убил врага! – закричал довольным голосом Два Горба. – Мой сын Медведь первым дотронулся до поверженного Псалока! Мой сын совершил подвиг! Люди, сегодня мы будем праздновать это событие! Я угощаю мясом антилопы, которую я убил вчера.

– Там есть следы крови, – подошёл, указывая рукой через плечо, Хвост Выдры. – Похоже, Два Горба, ты ранил ещё одного Псалока. Возможно, юноши настигнут его за пределами становища.

Хвост Выдры перевернул тело убитого врага и всмотрелся в его лицо. Рядом уже толпились женщины. Одна из них протиснулась сквозь собравшихся, держа в руке длинный нож, и, не произнося ни слова, быстро занесла руку над головой. Удар лезвия пришёлся по плечу убитого и глубоко рассёк плоть. Кровь брызнула во все стороны.

– Это тебе за то, что твои люди убили прошлым летом моего сына! – выкрикнула индеанка и плюнула несколько раз на покойника.

Следом за этим на мертвеца обрушился целый град беспощадных ударов дубин и топоров. В считанные минуты тело Псалока превратилось в кровавую груду мяса, лишь общими очертаниями напоминавшее человека.

– Посмотри на сына, Трава-Из-Воды, – обратился Два Горба к подбежавшей жене, – он только что дотронулся до Псалока, которого я убил.

– Это военный отряд? – спросила она.

– Нет, – успокоил её Два Горба, – они пришли за лошадьми. Но их поход не оказался удачным. Несколько наших юношей поскакали за ними, вскоре они вернутся и сообщат нам, большой ли отряд им удалось обнаружить и стоит ли его преследовать. Если нашим повезёт, они завалят ещё кого-нибудь…

Некоторое время спустя в деревню примчался Хвост Выдры с друзьями, задорно покрикивая и размахивая боевыми палицами, ощетинившимися острыми металлическими лезвиями. Позади лошадей тащились по земле привязанные верёвками два трупа. Всякий раз, когда убитые натыкались на камни, их раскинутые руки безвольно подрагивали, а из расколотых черепов выплёскивалась кровь, густо разливаясь в пыли.

Вечером стойбище наполнилось барабанным боем и пронзительными песнями. Трава-Из-Воды, мать Медведя, танцевала, важно подняв подбородок, перед костром, разложенным посреди лагеря; в одной руке она держала над головой шест с привязанным к нему скальпом убитого Псалока, в другой – лук и щит мужа. За ней приплясывали две совсем юные девушки с такими же окровавленными трофеями, прицепленными к копьям. Следом двигались другие женщины, потряхивая прикреплёнными к палкам отрубленными ногами и руками Псалоков. Шествие замыкала маленькая девочка с большущими чёрными глазами и широкой белой улыбкой на открытом лице; она весело перескакивала с ноги на ногу и стискивала обеими ручонками длинный, в запёкшейся крови, лоскут человеческой кожи с половыми органами одного из убитых врагов.

Два Горба, облачённый в длинную рубаху из оленьей кожи, которая была расшита иглами дикобраза на плечах и украшена вдоль рукавов пучками вражеских волос, произнёс речь в честь своего сына.

– По такому знаменательному случаю я дарю самому бедному человеку в нашем становище одну лошадь, – заключил он, и эти слова были встречены воплями одобрения со стороны соплеменников.

Медведь тоже принял участие в пляске вокруг огня, выкрасив лицо в алый цвет.

– Когда ты отправишься в поход, я хочу пойти с тобой, – обратился он к отцу, когда празднество завершилось.

– Я думаю, что я подниму отряд через два дня. Молодые воины горят желанием показать Псалокам, что Лакоты более ловко угоняют лошадей.

– Я пойду с вами, – твёрдо сказал Медведь.

– Теперь ты считаешься воином, так как дотронулся до врага. Я не имею права запретить тебе. Если ты готов, если ты полон решимости, то я включу тебе в отряд. Но не забудь, что тебе надо хорошенько подготовиться. Проверь стрелы и лук, крепко ли сидят наконечники, хорошо ли держится тетива. Не забудь взять у сестры запасную обувь для похода. Я видел, что она закончила ещё две пары мокасин для тебя, они будут очень кстати.

Глубокой ночью, когда шум в стойбище стих и из-за стен палатки доносилось только редкое переругивание собак, Медведь всё никак не мог уснуть. Справа от него тяжело дышали отец и мать, энергично совокупляясь под бизоньей шкурой. Иногда тёмное покрывало сползало, и взору мальчика представали голые материнские бедра, между которыми двигались ягодицы отца; смазанная жиром енота кожа лоснилась в тусклом свете полузатухшего костра. Мальчик тихо улыбался. Его радовало, когда он видел, что родители счастливы и что на их лицах нет ни тени печали. Ему нравилось прислушиваться к звукам родительского соития и вдыхать их запах – запах возможной будущей жизни. Медведь знал, что в скором времени он и сам подрастёт настолько, что сможет сходиться с хорошенькими девушками. Но чтобы они стали доступны, ему надо было привлечь их внимание своими выдающимися поступками. Ему нужны были подвиги, как можно больше подвигов.