Ошо - Открой реальность вне ума: доверься интуиции

Вопрос не в том, чтобы много читать, вопрос в том, чтобы читать совсем немного, зато глубоко. Глубина важна, потому что в глубине таится качество. Если вы будете читать быстро, то количество будет велико, но в нем больше не будет качества, чтение станет механическим процессом. Вы не будете впитывать то, что читаете, вас не изменит то, что вы прочли; это будет просто запоминание.

В санскрите каждое слово многозначно. Ученый решит, что это плохо; слово должно означать что-то одно, слово должно иметь только одно значение. Лишь тогда возможна наука о языке, лишь тогда язык может стать техническим, научным, поэтому на одно слово должно приходиться только одно значение. Но санскрит не является научным языком, это религиозный язык. И если люди, говорившие на санскрите, утверждали, что он божественен, это не пустые слова. Каждое слово многозначно; ни одно слово не является фиксированным, застывшим, оно жидкое, текучее. Из него можно извлечь много значений — по вашему усмотрению. У него есть много нюансов, много оттенков; это не мертвый камень, это живой цветок.

Если вы придете утром, цветок будет выглядеть иначе, чем днем, потому что изменилась вся атмосфера, все его окружение. Если вы придете вечером, в том же цветке откроется иная поэзия. Утром он был счастливым, живым, танцующим, переполненным множеством желаний, надежд, мечтаний; может быть, он думал о том, как покорить весь мир. Днем желания ушли, появилось глубокое разочарование, цветок уже не так наполнен надеждами, он немного подавлен, немного печален. Вечером жизнь оказалась иллюзией, цветок очутился на пороге смерти, он съежился, закрылся — без мечтаний, без надежд.

Санскритские слова подобны цветам — у них бывают разные настроения; поэтому санскрит можно интерпретировать миллионами способов. Гита имеет тысячу интерпретаций. Нельзя представить, чтобы Библия имела тысячу интерпретаций, — это невозможно! Вы не можете представить, чтобы у Корана была тысяча интерпретаций — не существует ни одного толкования. Коран никогда не толковали. Имеется тысяча толкований Гиты, и все равно этого недостаточно. С каждым столетием их будет все больше и больше, и до тех пор, пока на земле существует человеческое сознание, будут добавляться все новые и новые интерпретации. Гита неисчерпаема, ее невозможно исчерпать, потому что каждое слово обладает множеством значений.

Санскрит — язык текучий и переливающийся, со многими настроениями, и это хорошо, потому что это дает вам свободу. Читатель свободен, он не раб; ему не навязывают слова, он может играть с этими словами. Этими словами он может изменить свое настроение; а своим настроением он может изменить эти слова. Гита жива, а все живое подвержено смене настроений; настроения не изменяются только у мертвых. В этом смысле английский язык — мертвый язык. Это покажется парадоксальным: английские ученые повторяют, что мертвым языком является санскрит, потому что на нем никто не говорит. Они в чем-то правы — поскольку на нем никто не говорит, это мертвый язык, но на самом деле мертвы современные языки.

Сейчас никто не говорит на санскрите, но это живой язык, само его качество живо и жизненно; каждое слово живет собственной жизнью и меняется, движется, течет, как река. На санскрите можно многое высказать с помощью игры слов; они расположены таким образом, что, если вы на них сконцентрируетесь, перед вами раскроются многие вселенные смыслов.

Веды, древние писания, — это не просто книги. В их написании не было других побуждений, кроме единственного: они были написаны, чтобы раскрыть некую глубокую тайну. Они не предназначены для того, чтобы вы их прочли, получили удовольствие и выбросили, как романы; они предназначены для размышления, они предназначены для созерцания, они предназначены для медитации. Вам придется настолько глубоко в них погрузиться, чтобы погружение в глубину стало для вас чем-то естественным. И писали их не писатели, не те люди, которые ничего не знают и пишут, руководствуясь лишь своим эгоистическим чувством.

Георгий Гурджиев разделил все книги на два типа: одни он называет субъективными, а другие — объективными. Веды, Упанишады объективны, не субъективны. Вся литература, которую мы сегодня создаем, является субъективной — писатель привносит в нее собственную субъективность. Поэт, современный поэт, или художник, современный Пикассо, или романист, автор рассказов — они пишут все, что содержится у них в уме. Их не волнует человек, который будет читать, помните, их больше волнуют они сами. Для них это катарсис. Внутри они безумны, они перегружены — они хотят выразить себя.

Вы можете прочитать хороший роман, но не пытайтесь встретиться с автором — не исключено, что вы разочаруетесь. Вы можете прочесть хорошую поэму, но не пытайтесь встретиться с поэтом; вы будете разочарованы, потому что поэзия может позволить вам заглянуть краем глаза в высшие сферы, она может облагородить вас, но если вы познакомитесь с поэтом, вы увидите совершенно обычного человека — вы даже можете оказаться лучше его. Этот человек не изменился с помощью своей поэмы, как может эта поэма изменить вас? Этот человек не познал этих высот; возможно, они ему приснились, или он принял ЛСД.

Пару дней назад ко мне пришла одна девушка и сказала: «Я была в Гоа… — это моя ученица; и она сказала: — В Гоа я приняла ЛСД, и со мной произошло просветление. Я в этом нисколько не сомневаюсь, так что я выбросила вашу малу* в море, потому что мне теперь не нужно быть вашей ученицей».

* Мала — чётки из ста восьми бусин с медальоном Ошо, которые получал при инициации каждый саньясин. — Примеч. ред .

Это своего рода сумасшествие. Просветление так дешево не достается. Но на Западе все удешевляют. Я постоянно слышу о том, что есть группы по достижению просветления в трехнедельный срок: три недели — и ты просветлен!

Возможно, поэт мечтал и видел сны, возможно, он принял гашиш. Ученые говорят, что между поэтами и обычными людьми существует некоторое отличие, некоторое химическое отличие — как оказалось, у поэтов есть некоторое количество гашиша в крови, поэтому у них более развитое воображение и богатая фантазия, они легче уходят в мир грез, чем другие. Поэтому они пишут стихи, но их произведения основаны на воображении, они не объективны. Они могут помочь им освободиться от бремени, послужив средством для достижения катарсиса.

Но есть и другой, совершенно иной род литературы, который является объективным. Упанишады писались не ради услаждения автора, они писались ради тех, кто их прочтет, — они объективны. В них намеренно заложено действие, которое они окажут на вас в размышлении и созерцании; спланировано каждое слово, каждый звук. Если читающий созерцает их, то ему открывается состояние ума их автора; если он размышляет над ними, с ним происходит то же самое, что и с автором. Эти тексты были названы священными — и именно поэтому.