Фридрих Хуземанн - Образ человека как основа искусства врачевания - Том I. Анатомия и физиология

Врач должен получать свой опыт таким же способом, как и любой мыслящий человек: а именно, тем, что чувственные восприятия он пронизывает и связывает с понятиями. Сознавать эту элементарную деятельность - предпосылка всякого научного стремления. Ибо кто не осознает отношения между восприятием и понятием, тот часто принимает за объективное восприятие то, что в действительности является лишь мыслительным (понятийным) его толкованием; и это всегда представляет опасность для врача, когда он на основе воспринятых симптомов ставит диагноз, т. е. связывает с ними понятие. Или он впадает в другую крайность и переоценивает роль понятийного (как ему кажется — субъективного) элемента и становится скептиком.

Поэтому первой нашей задачей должно быть установление во врачебном мышлении правильных отношений между восприятием и понятием. Эти отношения потому трудно объяснить, что они для различных областей природы различны. Это может показать простое рассуждение.

Мы можем развивать математические понятия, не нуждаясь при этом во внешних наблюдениях. Например, мы в чистом мышлении развиваем понятия линии, квадрата, куба, пирамиды, додекаэдра, параболы и т. д. (Паскаль смог даже без всякого руководства развить математическое знание до 32 теоремы Евклида). Если мы разовьем такие понятия и выступим с ними во внешнем мире, то найдем ряд явлений, соответствующих самостоятельно полученным нами понятиям: мы видим соль в форме куба, алмаз в форме куба или октаэдра, пирит в форме куба или пентагондодекаэдра и т. д., и тем самым понимаем строение и форму этих объектов. Область, на которую можно непосредственно распространить понятия, полученные посредством чистого мышления, мы называем минеральным царством.

Характерным для этой области является то, что ее формы могут быть ясно и однозначно определены посредством математических понятий; она и сама как математические понятия, в некотором смысле, застывшая, неизменная, вне времени. Напрашивается возражение, что только малая область минерального, а именно, область кристаллов соответствует этому ходу мыслей, в то время как остальная, значительно большая часть минерального мира не имеет таких отчетливо выраженных форм, а скорее формы, вызванные влияниями извне (как, например, кремень), или вообще аморфна. Однако хотя в кажущихся случайными формах минерального и обнаруживается тонкая внутренняя структура, которая также постигается математически, нужно признать, что кристалл представляет собой в известной мере идеальный объект для человеческого познания, поскольку его внутренняя структура соответствует внешней, и мы можем изучить его до самого внутреннейшего его существа.

Но в определенном смысле всякий обращенный на минеральный мир познавательный процесс обнаруживает ту же внутреннюю структуру, что и обращенный на кристалл, поскольку предметы этого познавательного процесса лежат в видимом мире, и причины всевозможных изменений в этой области восприятия могут быть найдены в видимом мире. Так, например, если рассматривать движение нескольких шаров на бильярдном столе, то отдельные элементы этого явления будут полностью обозримы и постижимы в математических понятиях.

Если мы от кристалла перейдем к макрокосмосу, то в законах Кеплера мы в большом имеем тот же идеальный случай для познания, который в малом представляет кристалл. Кеплер даже сам проделал этот путь, когда он сначала пытался отношения между планетами выразить посредством Платоновых тел; и только постепенно из этого «статического мышления» развилось «динамическое мышление», выразившееся в «законах Кеплера».

Кристалл и Космос - микрокосмически и макрокосмически - это крайние идеальные случаи наших направленных на минеральный мир познавательных стремлений. Между ними находятся тысячи случаев повседневной жизни, при которых мы, может быть, практически не достигаем такой ясности, но которые в принципе имеют ту же самую мыслительную структуру: все взаимно обусловленные и взаимно изменяемые объекты находятся в чувственном мире, и мы не нуждаемся для их объяснения в других элементах. Например, когда мы преобразуем одни формы энергии в другие: движение в электричество, а электричество в свет, в тепло, или снова в движение. Во всех этих случаях научной, технической и практической жизни справедлива предпосылка нашего мышления, что при одинаковых химических или физических условиях проявятся одинаковые явления или, другими словами, причина и действие находятся в постоянных отношениях друг к другу. Мы с нашим мышлением находимся как бы в одной плоскости, которую мы просматриваем шаг за шагом по мере того, как наблюдаем мир физико-химических явлений и мыслительно его исследуем. Для развившегося в последние столетия естествознания характерно именно применение математического мышления к явлениям природы. Его наглядность и его успехи привели к тому, что такой вид естествознания стал рассматриваться как идеал всякой науки вообще, и что этот метод попытались применить и к области жизни. Но при этом не учли, что математико-естественнонаучные методы применимы исключительно к неорганической, то есть мертвой природе; если же их применить к рассмотрению живой природы, то по понятным причинам окажется возможным познавать в жизненных процессах только то, что уже перешло в неорганическое, то есть стало мертвым. Так, например, можно провести химический или физический анализ растительного или животного организма, однако только в том случае, если удалить из организма жизнь. Тем самым химический анализ может сообщить нам нечто только о «строительных материалах», но не о «строительном плане» или существе жизненных процессов. Мы не можем, как это делали с кристаллами, развить в нашем мышлении формы живых существ: растений и животных. Только в классе одноклеточных, у радиолярий мы находим аналогии с правильными телами; но и здесь речь идет только о (изъятом из жизненного процесса, и, следовательно, мертвом) минеральном остове организма.

Но в одном отношении биология, работающая при помощи физико-химических методов, внесла вклад в изучение проблемы жизни. Она установила, что молекулы основных участвующих в жизненных процессах белков и полисахаридов являются высокомолекулярными соединениями, и что для них можно предположить лабильную тонкую структуру. Если, например, молекула гемоглобина имеет молекулярный вес около 68000, то такое сложное соединение менее стабильно, чем, например, серная кислота H 2SO 4, имеющая молекулярный вес 98. Последняя, в своей простой и стабильной конституции, при сравнении с гемоглобином кажется нам здоровым крестьянином перед сверхчувствительной нежной девушкой. Но такая лабильность высокомолекулярных белков, по видимому, является необходимой предпосылкой для проявления жизненного процесса. Химические свойства веществ должны в определенной мере взаимно сокращаться и соединение должно приходить в состояние высокой химической лабильности, чтобы могла возникнуть жизнь. [9] Так в тонких жизненных процессах при изменениях молекул лабильные побоч­ные валентности играют исключительную роль: связывание кислорода в гемогло­бине при дыхании происходит в очень свободной форме без действительного окисления железа. Химические явления в мышечном белке при сокращении мышц про­исходят также на основе побочных валентностей. Если вместо них вступит в силу основная валентность, то функция станет более не совместима с жизнью. Тогда вместо диссоциирующего оксигемоглобина образуется стабильный мета-гемоглобин, а белок денатурируется и полностью видоизменится. Любому белку нуж­на определенная среда. При малейшем ее изменении, таком, как сдвиг pH или из­менении температуры, белок претерпевает существенные преобразования. - Все питательные вещества и субстанции, составляющие живую ткань, так лабильны, что, будучи предоставлены сами себе, они распадаются, как это частично проис­ходит при старении, на составляющие их более простые элементы, в экстремаль­ном случае доходя до Н, О, СО, и NH,. Тем самым химия сама определила границы, до которых справедливы ее законы. По ту сторону границ лежит область жизни, которая имеет свои собственные закономерности.