Дан Борисов - Взгляд на жизнь с другой стороны. Ближе к вечеру

Нас построили посредине небольшого бокового зала, видимо специально предназначенного для обряда крещения. Священник облачился и начал службу. Он что-то быстро-быстро говорил, периодически кланяясь. Стоявшая рядом с ним старушка в черном, крестилась в какие-то нужные моменты. Я тоже пытался креститься, но у меня это получалось как-то невпопад. Остальные в нашей шеренге не крестились вовсе. Вдруг поп прекратил свое бормотание и набросился на крещующихся, вы что это, дескать, не креститесь? Руки, что ли болят? Народ говорит, не успеваем за вами, батюшка, слишком быстро читаете. Тут он прочел целую лекцию о том, что в церкви высший класс службы как раз и заключается в максимальной скорости бормотания молитв и вообще:

- Вы пришли в церковь, а не в булочную, вы видели крест на куполе? так что, будьте любезны. вы что думаете? Мне пятерки ваши нужны? - обряд крещения стоил пять рублей.

Лекцией он не удовольствовался и пошел по ряду проверять, кто умеет креститься, а кто нет. Одна дама перекрестилась слева направо, ух, он ей дал на орехи. Кстати, это было бы логично - женщинам крестится в другую сторону, у них ведь и пуговицы застегиваются наоборот.

Когда очередь дошла до меня, я, предпочитая всегда нападать, не поднимая руки для крестного знамения, начал говорить:

- В евангелии от Матфея, батюшка, ест такое место. - преамбула получилась солидной, но что говорить дальше я еще не придумал, а он и не стал слушать.

- А вас не спрашивают! У вас ребенок на руках, можете не креститься вообще.

Грудной племянник у меня на руках действительно начинал беспокоиться и покряхтывать во сне.

После лекции дело пошло лучше, но крестились кто в лес, кто по дрова. Я как-то собрался и начал думать о вечном. Благостного настроения мне хватило ненадолго. Через несколько минут поп развернул шеренгу к картине страшного суда, что висела до этого за нашей спиной.

- А теперь. дуньте и плюньте на Сатану!

Я в задумчивости вытянул губы трубочкой. Дунуть то я дунул, а вот плюнуть уже не смог, меня просто задушил смех. Так еще одно таинство развалилось в моей душе.

Когда мы уже вышли на улицу, я вдруг понял, что пятерку, которая совсем не нужна была священнику, так и не отдал, но возвращаться не стал - плохая примета.

Уехав от отца в Тушино, я остался совсем без машины. Меня это мучило и однажды, сняв тысячу с книжки, и взяв еще столько же в кассе взаимопомощи, я поехал в Южный порт. На эти деньги можно было купить только старенький Запорожец, что я и сделал.

Зато подо мной теперь была, хоть и хреновая, но машина! Примерно год я везде, даже в магазин напротив, ездил на машине, но однажды осенью разбил её вдребезги.

Очень рано утром, совсем еще по-тёмному, мы выехали за грибами. Со мной был шестилетний сын и фабричный художник Стар, худой и до предела флегматичный парень. По пути к нам присоединился Дядькин, на своем Запорожце, со своим тестем, который знал грибные места где-то под Рузой.

Еще с ночи пошел гнусный мелкий дождик. Ехали скучно и медленно. Впереди всё время маячили красные огоньки машины Дядькина. Я потихоньку начал клевать носом.

На бетонке, возле поселка Брикет, трактора натащили на дорогу глины с полей. И как раз в этом месте стоял мотоциклист. Я двинул рулем чуть влево, чтоб объехать его с запасом и тут же почувствовал, что машина пошла в занос.

Глина на мокрой дороге - хуже льда. Я тут же проснулся и плавно повел рулем вправо, чтобы вывести машину из заноса, но слишком большой люфт не дал мне этого сделать вовремя и машину закрутило. Здесь опять я поимел дело с эффектом резинового времени.

Ни одного мгновенья я не болтался в машине безвольно, хотя на приличной скорости, меня должно было мотать, как игральный кубик в стакане перед броском. Действуя совершенно спокойно и плавно, я выровнял машину после третьего оборота. Она теперь шла прямолинейно, но, к сожалению, задом. Тормозить в таком положении было опасно, и я уже сознательно крутанул руль, развернулся по ходу, и тогда только нажал на тормоз. Причем, всё это длилось секунды, а мне казалось, что времени было вполне достаточно. Надежного торможения на скользком асфальте не получилось, меня сносило вправо, но я всё же остановился на обочине. Остановился плохо - заднее правое колесо зависло над кюветом. Я открыл дверцу и хотел удержать машину руками, что было вполне реально, большого усилия бы не потребовалось, но я был пристегнут ремнем, и выскочить не успел. Машина начала плавно заваливаться на правый бок. Я захлопнул дверцу, будь, что будет.

Машина пару раз перевернулась на склоне и остановилась на левом боку уже в поле.

Я, как когда-то на улице Орджоникидзе, выбрался через отверстие, где уже не было лобового стекла, через заднее такое же пустое отверстие вытащил сына. Он плакал, рука его была в крови. Я его держал на руках.

- Где болит? Скажи, где болит!

- У'У'У, нигде не болит, у-у-у.

- А что орешь?

- Машину жалко, у-у-у.

Он вообще был тогда большой шутник. Через пару недель он остановился возле Мерседеса на стоянке и говорит:

- На такой машине переворачиваться было бы гораздо хуже.

- Почему? - не понял я.

- Дорогая очень.

Или за год до этого выходим из автобуса у его детского сада. Перед нами в дверях толстая дама. Он видит снизу только её зад и, глядя вверх, вряд ли ассоциируя это зрелище с реальной женщиной, громко спрашивает:

- Попа, ты выходишь? - да громко так, что весь автобус вздрогнул от хохота.

Во время аварии он только лишь чуть-чуть порезал палец обо что-то. Крови было всего несколько капель, это мой страх за него расширил глаза. Я это быстро понял и успокоился. Однако, художник Стар, что-то не давал о себе знать. Я его нашел на его законном месте, он продолжал спокойно сидеть до тех пор, пока я ему не предложил покинуть машину. То, что он сидел, лёжа на боку, его нисколько не волновало. А? что? уже пора? Пожалуйста.

Когда он, наконец, вышел, на его левой щеке я увидел грязный отпечаток своего ботинка.

Мы набрали в тот день много опят, пока ждали ГАИ. Машина пришла в негодность из-за единственного во всей округе булыжника, пришедшегося точно на середину крыши. Он помял крышу, стойки и деформировал весь кузов, даже с двигателем стало что-то не то. Стекла, правда, выпали без повреждений и аккуратно лежали на травке. Я их кое-как приклеил на место скотчем и так доехал до дому.

Машину я продал дороже, чем купил. Это может показаться трёпом, но так оно и было. Дело в том, что регистрация автомобилей в ГАИ тогда была гораздо проще, чем сейчас. Женщина-регистраторша в Тушинском ГАИ сидела одна и скучала. Пока она заполняла мои документы, я её развлекал всякими небылицами. В результате моей трепотни в документы вкралась «очепятка» и мой Запорожец стал по техпаспорту не 1973, а 1983 года выпуска. Совсем новую, хоть и битую машину я моментально продал за 1500 и 700 рублей получил страховой премии, что в сумме на двести рублей больше, чем было затрачено вначале. Пустячок, а приятно.