Бхагван Раджниш - Азбука осознанности

Но тысячи лет мы разрушали все двери к творчеству. Вместо того чтобы помогать людям быть творческими, мы тренируем их в том, чтобы быть разрушительными. Воин, солдат — мы всегда их слишком уважали. По существу, воин — это человек, которого должны осуждать, а не уважать; он разрушителен. Солдатское ремесло не должно быть в почете.

Нам нужны саньясины, а не солдаты. Нам нужны любящие, а не борющиеся. Но любовь осуждают, а насилие хвалят…

Силой легче всего «доказать» свою правоту. «Кто сильнее, тот и прав». Этот закон все еще в ходу — закон джунглей.

И мы называем человека цивилизованным? Ему только предстоит стать цивилизованным. Цивилизация — это всего лишь идея, которая еще не воплощена в жизнь. Цивилизованность человека только на поверхности, не глубже кожи. Стоит его немного оцарапать, и вы увидите, что наружу выйдет зверь — свирепый зверь, гораздо более свирепый, чем любой дикий зверь, потому что даже дикие звери при всей своей дикости не бросают бомб — атомных бомб, водородных бомб. В сравнении с человеком и с человеческой жестокостью все звери остаются далеко позади.

В прошлом это было правилом. Будды являются исключением.

Существование не знает будущего времени, не знает прошлого времени, оно знает только настоящее время. Сейчас — единственное время, здесь — единственное место. Удаляясь от здесь-и-сейчас, вы погружаетесь в безумие. Вы становитесь расщепленным, и ваша жизнь становится адом. Вас разрывает на части: прошлое тянет вас в одну сторону, а будущее — в другую. Вы становитесь шизофреником, раздвоенным, разделенным человеком. Ваша жизнь превращается в глубокое терзание, муку, напряжение, страх. Познать блаженство, познать экстаз становится невозможно, потому что прошлого не существует.

Люди непрерывно живут воспоминаниями, хотя эти воспоминания — лишь следы на песке; или же люди проецируют свою жизнь в будущее, которого, так же, как и прошлого, не существует. Прошлого уже нет, будущего еще нет. Разрываясь между прошлым и будущим, они теряют реально существующее, настоящее, сейчас.

Я не против науки, я совершенно не противник науки. Я бы хотел, чтобы в мире стало больше науки, чтобы у человека появилась энергия для чего-то большего, чего-то, что в бедности человек не может себе позволить.

Религия — это наивысшая роскошь. Бедному человеку приходится думать о хлебе: ему не хватает даже хлеба. Он вынужден думать о крыше над головой, об одежде, лекарствах, о том, чтобы прокормить детей, потому что ему не всегда удается обеспечить себя всеми этими вещами. Вся его жизнь уходит на решение этих тривиальных проблем; у него нет ни времени, ни места, чтобы посвятить себя Богу. Даже если он идет в церковь или храм, он идет только за тем, чтобы попросить чего-то материального. Его молитва — не настоящая молитва, она исходит не из благодарности; это требование, желание. Ему нужно одно, ему нужно другое — и мы не можем его осуждать, мы должны его простить. Он обременен нуждой, он постоянно несет на плечах эту ношу. Как он может найти несколько часов для того, чтобы сидеть в молчании, ничего не делая? Его ум постоянно думает. Он вынужден думать о завтрашнем дне…

Я бы хотел, чтобы мир стал богаче, чем он есть. Я не верю в бедность и считаю, что бедность не имеет ничего общего с духовностью. На протяжении многих веков считалось, что бедность — это что-то духовное. Это было просто утешением…

Для меня духовность принадлежит к совершенно другому измерению. Это наивысшая роскошь — теперь у вас есть все, и внезапно вы осознаете, что, хотя у вас и есть все, глубоко внутри существует вакуум, который необходимо заполнить, пустота, которую необходимо трансформировать в наполненность. Осознать внутреннюю пустоту можно только тогда, когда снаружи у вас уже все есть. Это чудо может осуществить наука. Я люблю науку, потому что она способна создать возможность для того, чтобы случилась религия…

Я бы хотел, чтобы эта земля была раем, — но этого не может случиться без участия науки. Как я могу быть против науки?

Я не против науки. Однако наука — это еще не все. Наука может создать только периферию, центр же создается религией. Наука создает внешний мир, религия — внутренний. И я бы хотел, чтобы человек стал богатым и во внешнем мире и во внутреннем. Наука не может обогатить вас в вашем внутреннем мире, на это способна только религия.

Если наука говорит, что внутреннего мира не существует, я безусловно против таких утверждений — но это не значит, что я против науки, я только против подобных утверждений. Такие утверждения глупы, потому что люди, которые их делают, ничего не знают о внутреннем.

Карл Маркс утверждает, что религия — это опиум для народа, но у него нет никакого опыта медитации. Он потратил всю свою жизнь, сидя в Британском музее, размышляя, читая, делая записи, подготавливая свой великий труд, «Капитал». Он так упорно собирал все больше и больше знаний, что неоднократно падал в обморок в Британском музее! Его увозили домой в бессознательном состоянии. Почти что каждый день его приходилось так или иначе выгонять из музея — потому что музей должен когда-то закрыться, он не может работать круглые сутки.

Он никогда даже не слышал о медитации; он знал только мышление и мышление без конца. И тем не менее, в каком-то смысле он прав, прав в том, что религиозность прошлого была своего рода опиумом. Она помогала бедным оставаться бедными, она помогала им довольствоваться тем, что есть, и надеяться на лучшее лишь в следующей жизни. В этом смысле он прав. Но он не прав, если мы примем во внимание Будду, Заратустру, Лао-цзы, — тогда он не прав. Это и есть по-настоящему религиозные люди, основная масса людей нерелигиозна. Толпа ничего не знает о религии.

Я бы хотел, чтобы вас обогатили Ньютон, Эдисон, Эддингтон, Резерфорд, Эйнштейн, и хочу также, чтобы вас обогатили Будда, Кришна, Христос, Магомет. Я хочу, чтобы вы обогатились в обоих измерениях — и во внешнем и во внутреннем. Наука хороша только до определенных пределов, и эти пределы очень невелики, они не могут быть великими. Я не говорю, что она может выйти за эти пределы, но не выходит. Нет, она не может пересечь эту границу; внутренний мир — не ее сфера. Сама научная методология не позволяет науке двигаться во внутренний мир. Она может двигаться только во внешний мир и изучать только объективное. Она не может исследовать субъективность. Субъективность — это сфера религии.

Обществу нужна наука, обществу нужна религия. Если вы спросите меня, что более приоритетно, я скажу, что приоритетом является наука. Сначала необходимо уделить внимание внешнему, периферийному, а затем уже внутреннему, потому что внутреннее более тонко, более неуловимо.