Галина Манукян - Принцип Троицы

— Давай, покажи ему, Мурад! — кричал кто-то.

— Езжай в свою Москву и плюй там!

— Я не москвич, — процедил Виктор, оглядываясь: их было слишком много. В конце улицы две женщины в платках с интересом наблюдали за происходящим, отойдя на всякий случай еще дальше и загнав пару малышей во двор. Физик сделал шаг к машине:

— Ребята, я извиняюсь. Я не хочу с вами драться…

— Конечно, не хочешь, — выкрикнул Борец, играючи побивая ладонь кулаком, — но таких, как ты, надо учить!

— Лучше отойди, — угрожающе сказал Миллер, не чувствуя ни капли страха, — я предупреждаю: не стоит.

Местные окружили Ниву со всех сторон — пути к отступлению не было. Виктор сжал в руке трость с круглым набалдашником и выставил ее вперед.

Заводила с издевкой бросил:

— Хочешь показать нам, что инвалид? Не бойся, мы тебя больно не побьем, — ухмыльнулась поросшая щетиной рожа, — сожрешь свой плевок и езжай, куда хочешь.

Не отрывая глаз от движений парня, заносящего для удара тяжелый кулак, физик понял, что медлить больше нельзя. Его большой палец соскользнул вниз по трости и вдавил встроенную резиновую кнопку. Из шарообразного набалдашника пучком вырвались разряды молний, ослепив всех, кто смотрел на «жертву». Ударом электричества подкосило квадратного Борца — секунда — и он лежал, подергиваясь, на земле, а от дымящейся одежды несло гарью, смешанной с невесть откуда взявшимся сильным запахом озона. Ошарашенная молодежь не понимала, что случилось.

— Кто?! — заорал Виктор с искаженным от ярости лицом. — Кто еще хочет меня научить?! Эй вы! Подходите, не стесняйтесь!! Даю уроки физики!!!

Толпа попятилась назад. Воспользовавшись замешательством стаи, Виктор дернул дверцу автомобиля и газанул к горам, позабыв о намерении вернуться. Миллер давил на педаль газа, радуясь, что у него не Мерседес какой-нибудь, а нормальная, без проблем летящая по камням Нива.

Он остановился только через пару часов, успокоившийся и страшно голодный. На горы опустилась ночь, в кромешной тьме ехать было невозможно. Свет фар падал на пень невероятных размеров, возвышающийся над травой. Это была какая-то поляна со смутными признаками дороги посередине. Ни огонька, ни живой души. Сойдя на землю, Виктор распрямил затекшую спину. Чернильная темнота, казалось, растворила собой весь мир и вот-вот проглотит освещенный пятачок, на котором стоял Миллер. «Переночую в машине», — сказал себе он. Порывы ветра погнали невидимые облака на небе, обнажив яркие пятна звезд. Сырой запах гор показался физику знакомым — не такой ли был в его последнем сне о Дине?

«Ох, Дина! — тяжело вздохнул он. — Что же ты? Как все на самом деле? Нужна ли тебе моя помощь? Если нет, то хотя бы узнаю об этом… Господи, дай мне еще раз увидеть ее наяву. Мне так она нужна!».

Ему вспомнились ее ясные, без тени фальши глаза, по-детски лучистая улыбка. По спине пробежали мурашки — нет, это солнечное существо не может лгать! Молодой человек запрокинул голову, глядя на холодно сияющие ночные светила. В одинокой тишине ночи Виктору почудилось, что девушки, вернувшей ему вкус к жизни, и не существовало никогда, может быть, он искал не ее, исчезнувшую так внезапно, а самого себя? Эти дни метаний перевернули все с ног на голову. Он думал сейчас, поступал так, как никогда раньше. Каждый новый шаг поиска открывал иную сторону замысловатой мозаики, представлявшей его самого. Он стал другим. Лучше или хуже? Кто знает… Только спрятавшийся в скорлупу лаборатории ученый больше не существует. Так и надо! — почувствовал Виктор.

Молодой человек вернулся в машину. «Работает», — улыбнулся он краешком губ, увидев напичканную проводами трость на пассажирском сиденье. — «Спасибо, Никола Тесла, за хорошую идею!»

Отогнав Ниву поближе к пню, Виктор пошарил в рюкзаке и с радостью обнаружил завернутый в салфетку бутерброд. Он нашел радио-волну и откинулся назад в кресле под старую, любимую песню группы «Кино»:

Камень, черную глыбу, местами рябую, поросшую бурыми пятнышками мха, а где-то совершенно гладкую, отражающую, как зеркало, свет, окружали скалистые осколки поменьше. Они, как свита, рассеялись по лужайке в почтительном удалении от излучающего мощь древней породы Камня. На широкой ровной ладони благоухающего луга его будто специально положили — царствовать в горделивом безмолвии, ожидая своего часа.

Лиловая яснотка, желтые радостные лютики, пушистая нежность одуванчиков и молочно-зеленые остролистые морозники с еще незрелыми плодами-сердечками в середине украшали «Царскую палату», где восседал Камень. Отсюда открывался вид на всю долину, хребты и горы, случайные дороги, полосками охры прорезающими кудрявую зелень деревьев, далекие полянки, сочные, будто постриженные. Чуть поодаль виднелся кизиловый лес. Над мелкими душистыми цветочками кружили старательные пчелы. Невысокие стволы кизильника росли вверх по склону, окруженные ельником и дикими грушами, цветущими колючими кучами боярышника. По краям поляны то тут, то там золотистыми и розовыми соцветиями приманивали насекомых рододендроны.

— Мы почти пришли, — обернулась Анна к своей спутнице, запыхавшейся от непривычно быстрого подъема в гору.

Дина попыталась разглядеть какое-нибудь подобие жилища, но вокруг была лишь проникновенная, девственная природа, наполненная жизнью растений и насекомых. С холодной надменностью взирали на нее уже не столь далекие, увенчанные коротко стриженными снежными шапками горные пики. Неестественно чистый, слегка разряженный воздух кружил голову.

Над хребтом с юга возвышалась плоская, как длинный стол Леонардовской «Тайной вечери», гора, так и прозванная местными жителями Столовой. Рядом черно-бурый воротник окружал кипельно-белую безымянную вершину. Пониже раскинулась ее зеленая бархатная мантия со складками из спускающихся вниз лесов.

Несмотря на крутой подъем и бессонную ночь, Дина была готова преодолеть себя и пройти еще столько же. Казалось, там — на самой высокой точке этих бесконечных гор ее ждет удивительное, трудное и нестерпимо желанное будущее. Многое было обещано, и успевшая истлеть надежда, как Птица Феникс, вновь зашевелилась на пепелище в глубине сердца. И все-таки иногда больно и неприятно кололо опасение, что вокруг — обман. Дина гнала прочь от себя страшную мысль — она хотела верить в сказку, в которой все к лучшему. Девушка пошла дальше, следуя за широкой спиной ничуть не уставшей Анны, доверившись этой странной «первой встречной». Они зашли в чащу кизильника, потревожив его тишину дыханием и шелестом травы под ногами.