Дан Борисов - Взгляд на жизнь с другой стороны

Второе пари.

Совсем без героического налета. Даже стыдно излагать на бумаге. Но из песни слова не выкинешь, если уж взялся рассказывать…

Между Планетной улицей и стадионом Динамо была пивнушка. Вообще, пивных в Москве было не так уж и много, сказать по правде, почти совсем не было. Самая лучшая, на мой взгляд, находилась на углу Пушкинской и Столешникова, в подвальчике. Там всегда стояла очередь на ступеньках и выше, в сторону Моссовета. Впрочем, очереди были везде: на Абельмановке, у КПЗ (киевский пивной зал), на Новом Арбате. Та пивная, о которой речь, разрядом была на порядок ниже. Собирались там слушатели академии им. Жуковского, местные жители и динамовские болельщики.

Язык мой – враг мой. В приватном, казалось бы, разговоре я произнес такую реплику: «Насрать мне на ваше Динамо», забыв, где я нахожусь. Но мне напомнили, и я мог бы иметь очень бледный вид, если бы не выкрутился неожиданным, даже для самого себя, образом:

Я : А вот поспорим, что мне действительно насрать? В натуре?

Они : А докажи!

И что я сделал? Вышел на футбольное поле, на самую середину, огляделся (слава богу, по всей арене не было ни одного человека, кроме моих зрителей), снял штаны и… вот!

Самое поразительное, что какой-то непрошенный свидетель все же нашелся, потому что на следующий же день моя сестра спросила у меня, как я докатился до такой жизни.

Стыдно, но что поделаешь? Было.

Третий случай.

Здесь не было никакого пари. Просто, мы с Художником зашли в один подъезд на Алабяна и распили там бутылку портвейна. Нехорошо? Допустим, но, что нам было делать? Совсем не пить? А если хочется чуть-чуть приложиться? Не много, не для пьянки, а веселья для. А где это можно было сделать? Гораздо позже в Москве появились рюмочные, но в те поры их еще не было.

В пивных, даже самых хороших, обстановка была мерзопакостная. К тому же, отстояв длинную очередь, разве можно было взять одну кружку? Нет. Были кафе, но там подавали только сухое вино, если так можно было назвать эту бутылочную кислятину. Были редкие кафе, где отпускали коньяк, например Хиросима, возле мясного. Но разве бюджет школьника мог выдержать коньяк с общепитовской наценкой. Про рестораны я вообще молчу. И куда нам было податься? в подъезд и только в подъезд. Сначала, правда, в магазин.

Стоим мы, значит, между вторым и третьим этажами, никого не трогаем, тихо беседуем. Выходит из квартиры второго этажа мужичок. Сам мелкий, а физиономия глумливая и подлая. И объявляет нам, что мы, дескать, попались, и что сейчас нас будут бить. Если бы он попросил нас покинуть подъезд, мы бы тут же ушли, молча и по-прежнему никого не трогая, а тут мы, естественно тоже схамили. Мужичок, повторяя: «Ну, всё… ну, всё…» бросился вниз по лестнице, мы за ним.

Дальше всё происходило в «резиновом времени».При обостренном чувстве опасности время для человека ненадолго меняется. Не сказать, чтобы оно замедлялось, но уж и ни в коем случае не удлиняется, оно становится импульсивным и как будто действительно резиновым, то растянется, то сожмется, и в промежутках между этими фазами, можно успеть сделать очень многое. Тогда это со мной было в первый раз. Во всяком случае, первый раз я это заметил / я вспомнил про случай в пионерском лагере несколько позже /.

Мужичок быстро позвонил в обе квартиры первого этажа, и, почти сразу, в дверях этих квартир появились два здоровенных мужика, напомнивших мне тульских ломовых извозчиков Егора и Николая, только с целыми руками и ногами. На растянутом импульсе времени мы проскользнули мимо них к двери на улицу. На сжимании выскочили во дворик. Потом, когда время опять стало растягиваться, я мучительно медленно обернулся и увидел бегущего ко мне мужичка со второго этажа. Я почти без усилий, инстинктивно бросил кулак в сторону его гнусной физиономии. И здесь произошло еще одно удивительное с точки зрения физики событие. Я думаю, что импульс силы увеличивается пропорционально растяжению времени. Мой небрежный удар получился настолько сильным, что мужичок завис в воздухе в горизонтальном положении в полутора метрах над землей, потом упал и закатился под скамеечку.

С этого момента время вошло в свой нормальный ритм. Мы с Художником влились в поток пешеходов и двинулись в сторону метро. Выскочившие было из подъезда, мешая друг другу, два здоровяка, удивленно остановились в дверях. Во-первых, они потеряли из виду «предводителя»;во-вторых, они были в тренировочных штанах, в майках и в тапочках, а была весна, и еще лежал мокрый снег. Мы спокойно удалились.

Справедливости ради, нужно сказать, что Художник вовсе не всегда был таким тихим, как в тот раз. Однажды, мы были с ним в Большом театре. Билеты туда достать было не просто, поэтому нас не смутила ложа пятого яруса. И как выяснилось зря, из этой ложи, был виден только маленький кусочек сцены, всё остальное загораживала огромная люстра.

Нужно быть большим любителем оперы, чтобы не заскучать и получить удовольствие. Мы таковыми не оказались и заскучали. Костя был поэт, но не меломан. К тому же, как сказал сатирик, «у нас с собой было». Я помню томную Костину физиономию, когда на сцене, верней на том кусочке, который был виден с пятого яруса, сидят Баттерфляй и, чуть сзади, её служанка Судзуки и поют что-то заунывно-грустное. Так же томно и грустно Художник произносит: «На полу сидят две суки и одна из них Судзуки». Он думал, что отсюда, с пятого яруса, его голос не будет слышен внизу. Услышали!

Тоже стыдно, но меньше, чем за Динамо.

Я описал в своих воспоминаниях не менее пяти случаев, когда время явственно меняло для меня скорость своего течения. Это было, когда я ребенком прыгнул с трамвая, было в драках и в автомобильных авариях, особенно явственно проявилось, когда я прыгнул с мотоцикла на большой скорости. Позже я расскажу об этом случае.

Может быть, тут тоже ничего необычного нет? Может быть, это тоже досужее воображение, игра воспаленного мозга?

Вопиющая необычность этих явлений стала очевидной для меня лишь после того, как я испытал и прочувствовал ВТП. До этого все эти случаи если и не казались мелкими, то уж, во всяком случае, не переполняли чашу внутреннего недоверия к окружающему, казались исключениями из правил, как это говорят, только подтверждающими сами правила. А после этого, вылезли самостоятельно и стали железнодорожниками из того анекдота.

Еще раз сформулирую необычность описанных мной случаев в общем виде.

1. В зависимости от необходимости в одних случаях (в драках) сила удара моего кулака увеличивалась в N раз, производя оглушающее действие на противника, в других – при прыжках с трамвая и мотоцикла сила удара о землю уменьшалась до самых минимальных значений и позволяла мне мягко приземлиться.