Александр Масалов - Чертовщина. Истории о сверхъествественном и потустороннем

— Не стоит, — ответил Эдуард Валентинович. — Я у вас пробуду ещё пару дней...

— На мгновение директор замер.

— Простите за любопытство: а смысл?

— Уже поздно идти в прокуратуру. Завтра с утра загляну.

— Ничего нового вы не узнаете. Только время зря потеряете.

— Меня направили в Волчий Яр не только для заключения договора. Его можно было и по факсу сбросить...

— Понимаю. А только это — пустая трата времени...

— Давайте не будем обсуждать целесообразность распоряжений моего руководства. Где у вас тут ближайшая гостиница?

— Помилуйте, откуда у нас гостиницы?

— У моей тётки флигель есть, — встряла секретарша. — Она сдаст на пару дней...

— И не думай об этом! — сказал директор. — Скройся!

Лиза снова как-то странно облизнулась, глядя на гостя, недовольно фыркнула и вышла.

— Ах, как некстати, — пробормотал директор. — А завтра полнолуние...

— А при чём тут полнолуние?

Было видно, что Пётр Андреевич «брякнул» и теперь раскаивается в неосторожно вырвавшихся словах.

— У меня переночуете, — вдруг решительно сказал он. — Свободная комната найдётся...

И с донельзя озабоченным видом глянул на часы.

Райцентр Волчий Яр вернее было бы назвать большим селом. Жили здесь не более тысячи человек.

Справа и слева от белой «Волги» тянулись улицы, характерные для сельской местности. Дорога не баловала асфальтом — обычная грунтовка. Весной и осенью здесь наверняка не пройти и не проехать...

Наконец машина остановилась в уютном дворике, рядом с двухэтажным коттеджем.

— Отличный дом, — пробормотал Эдуард Валентинович, вылезая из салона.

— Ну а как же иначе? — бодренько отозвался Пётр Андреевич. — Я ведь по местным меркам олихарх... — И внезапно спросил шофера: — Как ты, Вася?

— Хреново мне, Пётр Андреич, — глухо ответил тот. — Совсем хреново.

— Ты мне сегодня больше не нужен, — сказал директор. — Поезжай домой с Богом. Завтра подашь машину к восьми.

— Само собой, — ответил Вася как-то нечленораздельно. Словно у него рот был набит кашей. И как-то торопливо дал по газам.

Когда «Волга» укатила, гость спросил:

—Что с ним?

— В каком смысле... А! Вчера у его шурина был день рождения. Палёной водкой отравился.

Они поднялись на крыльцо и вошли в прихожую, большую, просторную, с лестницей на второй этаж.

— Женя! — гаркнул директор.

— Ты уже приехал, котик? — послышался голос из глубины дома.

— И не один! Ты можешь выйти?

— Сейчас.

— Она приболела, — пояснил Павел Андреевич. Как- то слишком легкомысленно.

Прихрамывая, в холле появилась женщина. Обычный ситцевый халатик. На ногах — тапочки на три размера больше.

Когда-то, похоже, она была миловидна и обаятельна. Теперь заматерела и расплылась. Лицо — с обвислыми щеками, как у бульдога.

— Евгения Сергеевна, моя жена, — представил директор. — А это Эдуард Валентинович, представитель «Сельхозтехники»...

— Очень приятно, — сказала она. — Вы уже ужинали?

— Он только с поезда, — ответил директор.

— Через десять минут ужин будет. Мальчики, мойте руки.

Директор немного задержался в прихожей. Открывая дверь в ванную комнату, Эдуард Валентинович услышал короткий разговор:

— Ты с ума сошёл! — сказала она.

— А что оставалось делать? Хочешь, чтоб он тоже «пропал»?

— Ох, Петя!..

«Что за хреновина здесь творится?» — подумал Эдуард Валентинович и повернул кран.

Он проснулся оттого, что очень хотел пить. Голова была тяжёлая и кружилась.

Морщась, принял горизонтальное положение и запустил руку в карман. Достал зажигалку. Огонёк, дрожа, осветил бетонные стены и металлическую дверь.

Рядом с матрацем, застланным, правда, чистой простынёй, стояла бутыль воды.

Если в водку подмешали какое-то снадобье вроде клофелина, то никто не мешает то же самое проделать с минералкой...

Он осмотрел пробку. Да нет, бутыль, кажется, не открывали. Свинтил пробку и приложился. Вода шипела на языке, пересохший рот с жадностью глотал...

Наконец, он оторвался от бутыли, крякнул и утёрся рукавом. Подошёл к двери, осмотрел.

М-да, такую из пушки только прошибить можно. И замок врезной, мощный. Теперь понятно, что случилось с Лёшкой. Хотя напрашивается вопрос: зачем? Такие на вид приличные люди...

Эдуард Валентинович пару раз для пробы бухнул кулаком в дверь.

Шуму много. Это хорошо...

Повернулся к двери спиной и стал лупить ногами в металлическую поверхность.

Он успел выбиться из сил, когда услышал по другую сторону двери странный шорох. Словно кто-то прошёл мимо в меховой шубе, задев стену.

— Эй, кто там?

Снова тот же шорох. И нетерпеливое поскуливание.

Они что, собаку под дверь посадили? Да ещё, судя по всему, здоровенную...

— Пётр Андреевич! — закричал он. — Уберите пса! Выпустите меня! Давайте поговорим, как цивилизованные люди! Что вы хотите? Я согласен на всё, что в моих силах!..

Новые звуки. Странные. Так стучат когти у собаки, когда она бежит вниз по лестнице.

Цокот приближался. Всё ближе и ближе. То ли это та самая собака, что сидела под дверью, а потом куда-то отлучилась. То ли другая прибежала...

А потом случилось такое, что Эдуард Валентинович этого не забудет, даже если проживёт сто двадцать лет.

Хриплый, какой-то нечеловеческий голос прорычал:

— Что ты тут делаешь?

— А ты здесь не один! — ответил другой голос. Но не мужской, а как бы женский.

— Лиза, без глупостей! — предупредил «мужской» голос. — Лучше сама уйди!

— На него у меня не меньше прав, чем у тебя!

— Я здесь хозяин!

— Перед Луной мы все равны!

— А, так ты по-хорошему не хочешь? Ну, тогда держись!..

В полуобморочном состояний, привалившись плечом к стене, Эдуард Валентинович слушал шум собачьей свары.

Что-то упало и с грохотом разбилось.

Массивные тела бились о стены, щёлкали пасти...

Потом донёсся жалобный визг.

И наступила тишина.

Ноги уже не держали. Эдуард Валентинович сполз по стене на пол и уткнулся лицом в колени.

В этой позе он сидел долго.

Ключ с лязгом провернулся в замочной скважине. Открылась дверь.

На пороге стоял Пётр Андреевич. Яркий свет заливал прихожую, и широкая полоса падала в чулан, разделяя его на три неровные части.

— Как спалось, не спрашиваю, — сказал директор. — Но эта кладовка — самое безопасное место на всю округу... Выходите, не бойтесь.

Эдуард Валентинович вышел, щурясь от утреннего света.

— Пётр Андреевич, что у вас с лицом?

Директор коснулся свежих царапин, тянущихся от скулы до виска.

— Лиза, сука, совсем озверела... — Запнулся. — В данном случае «сука» — это не бранный эпитет, а определение сущности.

— Я понимаю.

— Прошу к столу. Завтрак готов.