В. Южин - Золотая книга старорусской магии, ворожбы, заклятий и гаданий

Но всего страшнее чары при исполнении религиозных обрядов; задумавший на «безголовье» врага ставит в церкви свечу пламенем вниз или постится в скоромный день.

И таких предписаний, – исходящих как бы от самой природы и от знающего тайны ее знахаря, строгих и точных, совершенно напоминающих по форме своей нормы любого права и, однако, столь отличных от них по существу, – так много записано и рассеяно в устном предании, что приходится считаться с этим древним и вечно юным правом, отводить ему почетное место, помнить, что забывать и изгонять народную обрядность – значит навсегда отказаться понять и узнать народ.

Профессиональный заклинатель или тот, кого тоска, отчаянье, любовь, беда приобщили к природе, кому необычные обстоятельства внушили дар заклинаний, – обращаются к природе, стремясь испытать ее, прося, чтобы она поведала свои тайны. Такое обращение напоминает молитву, но не тожественно с нею. Молитва, говорит Е. В. Аничков, предполагает известное религиозное состояние сознания, по крайней мере в молитве обращаются к известному лицу – подателю благодати. В молитвенной формуле вся сила сосредоточивается на упоминании имени и свойства этого лица. В заклинательной формуле, наоборот, весь интерес сосредоточен на выражении желания (по-немецки Wunsch значит и желание и заклятие). Имена Божеств, упоминаемые в ней, изменяются, но сама формула остается неизменной; так, например, у старообрядцев сохранилось много «двоеверных» заговоров, где упоминаются архангелы, святые, пророки; но имена их расположены на полустертой канве языческой мифологии, и сами заговоры сходны вплоть до отдельных выражений с чисто языческими заклинательными формулами и молитвами.

Когда-то наука, в лице мифологической школы, считала заговоры остатками молитв, обращенных к стихийным Божествам. Так, например, заговор на остановление руды (крови), по мнению Афанасьева, относился к Богу-громовнику, как властителю небесной влаги – крови, истекающей из ран, наносимых стрелами Перуна облачным демонам. Точно так же Потебня считал заговоры «выветрившимися языческими молитвами», но впоследствии отказался от этого мнения: «в заговорах, – говорит он, может вовсе не заключаться представление о Божестве».

Чары и до сих пор могут не иметь отношения к небесным и мировым явлениям. Заговоры и чары, видимо стоящие вне сферы богопочитания, созданные даже вчера и сегодня, могут быть по своему характеру более первобытны, чем заведомо древние – со следами языческого Божества». По словам Е. В. Аничкова, «в народном сознании заклинание и молитва хотя и сосуществуют, но довольно отчетливо различаются». Так, например, в белорусских молитвенных песнях христианского Бога просят допустить до «заклинания» весны» (3).

Предприняв исследование русской народной магии мы рассматриваем различные ее виды, ищем в ней соотнесения с конкретными историческими событиями, происходившими на Руси в различные исторические периоды и стараемся опираться лишь на подлинные события и подлинные документы, избегая спекуляций на темы народной магии, которые позволяют себе недобросовестные исследователи, не считающие для себя зазорным досочинить тот или иной заговор или заклинание. Мы также сочли своим долгом пояснить те или иные заговоры и заклинания, дабы человек осмысленно произносил их. Хотим уточнить, что магическая практика исключает возможность тупого заучивания заклинаний. Народный целитель он не только использует заклинание, он еще и творит его. Мало знать его наизусть, надо еще вложить всего себя, свои духовные силы и психическую энергию в эти волшебные слова – и только тогда перед вами откроется все тайное могущество великорусских заклинаний.

Надо также уточнить, что в русской традиции – непременно отличать белую магию от черной. При этом к черной относились вызывание мертвецов, наведение порчи, выведывание тайн и секретов у посторонних людей, в то время как белая служила предсказанию будущего, целительству, вызыванию нужных для села погодных условий.

«В старину олицетворителей тайных сказаний оглашали разными названиями. Одних величали: кудесниками, чародеями, ведунами, колдунами; других называли: волхвами, ворожеями, знахарями, доками. Но все эти люди были известны под общим именем чернокнижников», – пишет великий знаток русской старины и собиратель фольклора И.П.Сахаров (2). И приводит старинную легенду о Черной книге. «Черная книга хранилась на дне морском, под горячим камнем Алатырем. Какой-то злой чернокнижник, заключенный в медном городе, получил завет от старой ведьмы отыскать книгу. Когда был разрушен медный город, чернокнижник, освободясь из плена, опустился в море и достал Черную книгу. С тех пор эта книга и гуляет по белому свету. Было когда-то время, в которое Черную книгу заклали в стены Сухаревой башни. Доселе еще не было ни одного чернокнижника, который мог бы достать Черную книгу из стен Сухаревой башни. Говорят, что она связана проклятьем на десять тысяч лет…

В нашей книге вы узнаете о тех книгах, которые в старину именовались «черными» или «отреченными», о секретах русских колдунов, об их преследованиях, об уникальных методиках гадания и предсказания будущего и о том, как их применяли.

Любовная магия, любовная ворожба издревле процветали на Руси. И до сих пор в нашей стороны любовные привороты остаются одним из наиболее популярных видов магических практик. Однако всегда с этой магией связывали нечто черное, нечистое, особенно в допетровские времена, когда чародеек и волшебниц опасались всюду. Тем более – в царском дворце. В 1638 году, при дворе, одна из мастериц, Дарья Сновидова «показала» на свою подругу, тоже мастерицу, Дарью Ломанову, будто бы последняя «пепел сыпала на след государыни-царицы». Немедленно началось следствие. По ходу следствия выявились «жонки-колдуньи» Настасьица, да Манька-Козмиха и другие, «которыя мужей к жон– кам привора живают».

Дарья на допросе призналась, что ходила к ворожейкам, что бы научиться приговору, вроде: «Как де соль в естве любят, так бы муж жену любил» или «Сколь де мыло борзо(быстро – А. А.) смоется, так бы и муж (скоро) полюбил…» и т. п.

Всех выявленных бабок пытали в том, что не имели ли они чего-либо против государя и его семейства oбвиняли в «порче» царицы Евдокии.

Пытка была произведена огнем, но, несмотря на такие ужасные мучения, нечего предосудительного не оказалось, кроме вздорного нашептывания.

На всякий случай, тем не менее, после пыток Ломанову с мужем сослали в Пелым (поселение в Сибири), Маньку-Козлиху в Соликамск, слепую Феклицу с мужем – в Вятку, а слепую Дуньку – в Сольвычегодск, всех же соприкосновенных с указанной мастерицей выгнали из дворца.