Дэн Миллмэн - Путешествие Сократа

Сергей двигался зигзагами, с запада на восток, продвигаясь в сторону Киева, к самому сердцу этого края. Он шел по следу слухов, которые вились по всей украинской земле, но ловил лишь слабый запах дыма, который тут же рассеивался на ветру.

Стараясь держаться в стороне от крупных городов, Сергей не пропускал небольших хуторов, деревень и маленьких местечек, на которые скорей бы положил глаз Закольев. Неподалеку от одного из таких местечек ему случилось разговориться с пожилым евреем. Старик, который сам вместо лошади впрягся в свою повозку, предложил Сергею краюху хлеба из своих скудных запасов.

— Спасибо, но мне, пожалуй, не хлеб сейчас нужен. — Сергей был рад поговорить с неожиданным попутчиком. — Лучше расскажите мне — что там слышно о недавних погромах?

— А что, разве есть кто-то такой, кто о них не слышал? — ответил старик. — В местечках вокруг Киева, Минска, Полтавы, да и повсюду, словно из-под земли появляются всадники. Из преисподней, слышите меня? Не щадят никого, ни мужчин, ни женщин, ни детей. А за что? Скажите мне, за что?

Но когда Сергей принялся расспрашивать его, где в последний раз видели этих бандитов, старик опустил глаза, не зная, что ответить, или не желая продолжать разговор. Он лишь устало покачал головой и принялся дальше толкать свою тележку.

Пришла зима, и Сергей понял, что его терпение вот-вот иссякнет. Завернувшись в бурку, он продолжал свой путь по промерзшей земле, под порывами ветра, которые грозились сдуть его с коня. Изможденный, полный мрачных предчувствий, он упорно гнал Тайну вперед, но его все сильнее терзали сомнения.

Какими бы ни были его умения, угрюмо поддакивал он своим невеселым мыслям, он еще не научился брать след по запаху или, как лозоходец, находить нужное место с лозой в руках. Ему все равно нужны были осязаемые, а не воображаемые приметы: свежие следы, точные указания — одним словом, четкое направление, в котором ему следовал двигаться. До тех пор пока ему не попалось ничего такого, оставалось только гнаться за слухами от одного местечка к другому, чтобы на свои расспросы получать в ответ удивленные взгляды — и еще пальцы, указующие в самые разные стороны.

Он стал поститься, молить о том, чтобы ему была указана ясная дорога к его сыну, но по-прежнему необходимого знака не получал. Может быть, однажды решил он, я задаю неправильный вопрос. Задержав дыхание, он вошел в глубокий транс, отгородившись от всяких телесных ощущений. В таком состоянии он задал вопрос: где Дмитрий Закольев?

Ответ пришел к нему совершенно не в том виде, каким он его ожидал. Откуда-то из пустоты вынырнуло лицо Дмитрия Закольева — все та же землистая кожа, белесые волосы и мертвенно-пустые глаза. Сергей не представлял себе это лицо — он его на самом деле видел. И на самом деле почувствовал, какие безумные страдания терзают сейчас его врага. В этот миг закольевские страдания стали его собственными.

В этот же самый миг перед спавшим Дмитрием Закольевым неожиданно возникло лицо Сергея Иванова. Закольев в панике вскочил на кровати и увидел Зверюгу - Сергея прямо перед собой. Судорожно хватая ртом воздух, Закольев расширенными от ужаса глазами всматривался в темноту. Но на лице его врага не было гнева, скорее то была... жалость. Затем лицо исчезло, Закольев быстро поднялся и лихорадочно зашагал по комнате, стуча себя по голове кулаком. Первым его побуждением было пойти к дочери и рассказать ей правду. Но что, что это была за правда? Если бы только он мог вспомнить!

Детьми Константин и Павлина были почти неразлучны. Теперь же он дорожил всякой минутой, любой возможностью встретиться с ней. Как-то раз он увидел ее, когда Павлина в перерыве между тренировками сидела на берегу реки чуть выше водопада, совсем рядом с их тайным местом. Опустив ноги в реку, она беззаботно болтала босыми ступнями в холодной воде. Константин молча сел рядом, разулся и опустил ноги в воду, касаясь ее ступней своими. В этот миг он едва не предложил ей бежать из лагеря вместе. Он уже открыл было рот, но нужные слова так и не появились. И он не сказал ей ничего, решив молчать дальше и браня себя за трусость.

Павлина тоже поглядывала порой на своего Константина так, что ее щеки временами вспыхивали румянцем. Ей как-то случилось увидеть одного из мужчин за овином с Оксаной. Тогда ей это все показалось отвратительным, особенно звуки, которые они издавали. Но теперь она не была настолько в этом уверена. Ее ум и тело словно спорили между собой. Павлине не с кем было поделиться сомнениями, что не давали ей покоя. Даже Константину она не могла об этом сказать. Особенно Константину.

Как-то утром, когда Елена вышла из избы, а Павлина, открыв медальон, рассматривала лица своих дедушки с бабушкой, Закольев подошел к дверям ее комнаты сказал:

— Живей ступай тренироваться. Егорыч тебя уже заждался.

Павлина только вздохнула в ответ. Старый медведь Егорыч... Он всегда рядом, всегда готов ждать ее. Однажды она проснется пораньше и придет к овину первой, чтобы не заставлять его ждать. Но не сегодня. Сегодня она чувствовала себя слишком уставшей... во всем теле была какая-то слабость и дрожь... И что-то еще, чему она не могла придумать названия.

Закольев уже повернулся, чтобы идти, когда Павлина, не отрывая взгляда от фотографий, окликнула его:

— Отец, все хотела тебя спросить... Ты совсем не похож на своего отца — у тебя светлые волосы, а у него темные, и еще...

— Отстань от меня с этой ерундой! — отрезал он. — Тебе главное знать, кто убил их, и еще упорнее тренироваться!

Закольев выбежал из избы, хлопнув дверью так, что стены задрожали.

Обиженная этой неожиданной грубостью, Павлина в тот день тренировалась так яростно, что, отрабатывая бросок, растянула мышцу на руке. Она даже застонала от боли, что с ней случалось крайне редко.

— Что стряслось, моя маленькая? — взволнованно спросил Егорыч.

— Все в порядке, Медведь, — растяжение, наверное. Скоро все пройдет, отцу только не говори.

Она попробовала поднять руку, но даже закусила губу от боли.

— Нет, это непорядок, — ответил Егорыч. — Иди подержи руку и холодной воде, пока не занемеет. Затем сделаем перерыв.

— Никаких перерывов! — крикнула она. — Разве ты не знаешь, что я ленивая! Мне нужно усерднее тренироваться!

— Сначала приведи свою руку в порядок, а потом посмотрим.

— Сначала приведи свою голову в порядок! — в сердцах воскликнула она и рванула со всех ног, чтобы Медведь не смог удержать ее.

Павлина сидела одна в своей комнате. Никогда прежде, сколько себя помнила, ей еще не было так неспокойно на душе. Растирая поврежденную руку, она решила, что все- таки следует опустить ее в холодную речную воду. Это поможет ей не думать больше о необъяснимом гневе отца. Что в ее словах могло так задеть его? — терзалась она. Ведь это он сам подарил ей этот медальон. И не было ничего необычного в том, что она задала ему свой вопрос — но, очевидно, не тот вопрос, который он хотел от нее услышать...