Луис Броули - Пропащий. Последние приключения Юджи Кришнамурти

Мне нечего было сказать в ответ.

— Ну давай заходи, мы тут болтаем о всякой ерунде.

Йогиня сидела перед Юджи в кресле. На ручке кресла расположился высокий человек, и я машинально отметил, что его рука лежит на спинке кресла. Она помахала мне рукой, я ответил и быстро перевёл взгляд снова на Юджи.

Остальные бросили на меня короткий взгляд и вернулись к главному развлечению. Вид собравшихся в дальней части комнаты напомнил мне мотыльков, собравшихся вокруг источника света. Занавес за креслом Юджи скрывал идущие по стене водопроводные трубы. Если где-то наверху открывали кран с водой или спускали бачок унитаза, комната наполнялась характерным музыкальным шумом. Рядом с креслом, под единственным окном в этом подвале, стоял диван. В течение дня крошечный луч света перемещался по дивану как по солнечным часам. Люди ужасно мучились, пытаясь одновременно впустить в подвал глоток свежего воздуха и в то же время блокировать доступ солнечного света. Причиной такой предосторожности было замечание Юджи по поводу свежести чего бы то ни было. «Свежий воздух — это чувственное удовольствие! Этому телу не нужен свежий воздух. Вы все зависимы от идеи о здоровье и свежем воздухе. Свежий воздух, свежая еда; все эти идеи вложены в вас этими ублюдками. Вы все хотите быть здоровыми. Вы едите идеи и носите лейблы! Я ем только консервированную пищу, а для вегетарианцев скажу — я никогда не ем овощи! Я не такой, как вы, люди! Посмотрите на меня. Мне восемьдесят пять лет по индийскому календарю, идёт восемьдесят шестой, как говорится. А вам, людям, всем хочется думать, что вы моо-о-о-лоды!»

Его рассуждения о несоответствии индийских, тибетских и «грязных западных» календарей были забавными. Беседа шла таким образом, что можно было вклиниться в любой момент. Он говорил утверждениями, не заботясь ни о продолжении мысли, ни о связи мыслей между собой. Он рассказал историю о человеке, специально приехавшем из далёкой Бразилии для встречи с ним и страшно разочаровавшемся в Юджи после того, как тот весь день проговорил об экономике. Человек ушёл в гневе (Юджи любил рассказывать о тех, кто «уходил в гневе»), но вернулся на следующий день и остался ещё на несколько недель, несмотря на первоначальный «гнев» из-за разговоров о мирских, а не духовных вещах.

Всё это напоминало прошлую встречу в Нью-Йорке, и я действительно периодически задавался вопросом, зачем я, как он выразился, проделал «весь этот путь». Однако вскоре мне стало понятно, что меня это гипнотизирует, наполняет энергией, заставляет скучать и интригует снова и снова.

Аудитория состояла из разного рода мужчин и женщин преимущественно европейской внешности. На диване перед Юджи сидели двое — явно американцы: крупный мужчина средних лет с тёмными кругами под глазами и женщина с отсутствующим взглядом. Они казались полностью погружёнными в присутствие Юджи. Рэй и Шарон руководили нью-эйджевской церковью на Среднем Западе и тратили немыслимые суммы денег, чтобы повидаться с ним, как только предоставлялась возможность. Дочь Шарон, Синди, пребывала в таком же оцепенении, как и они.

В тот день он говорил о своём заклятом враге Джидду Кришнамурти. До сих пор не знаю, кто оказался в этой долине первым: Юджи или Джидду…

— Я никогда не видел этого грязного ублюдка после нашей последней встречи в Уимблдоне в 1960 году! Он сам пригласил меня, этот грязный ублюдок. У него хватило наглости спросить: «Почему вы отошли от вашей семьи, сэр?» — Подражая старику, Юджи произнёс слова с преувеличенным британским акцентом. — Я даже не хотел его видеть! Это он меня позвал. Он сидел там и гладил кошку. Вы ведь знаете, он любил кошек. Он спросил меня: «Вы любите домашних животных, сэр?» И я ответил ему: «Я не люблю даже человеческих животных!» Можете себе представить?

Все засмеялись.

— Ничего себе! — откинувшись на спинку дивана, произнёс преподобный Рэй. Не отрываясь, он смотрел в глаза Юджи, точно собираясь найти в них золото, а нога его от радости дёргалась. Обращаясь к нему, Юджи продолжал:

— Я сказал: «Я не хочу больше никогда вас видеть!» — и вышел. Знаете, что он сделал? Он попытался обнять меня! Я не спросил его тогда, но если бы это случилось сейчас, я бы сказал: «Кришнаджи, у вас что, гомосексуальные наклонности?» Представляете? Тот ещё ублюдок!

— Ну даёт!

Это представление о Джидду Кришнамурти было мне особенно интересно. Тот факт, что я оказался в долине, о которой читал так давно, удивлял меня невероятно. Когда-то я об этом и не мечтал, а теперь вот находился рядом с человеком, который не только знал Джидду Кришнамурти, но, казалось, смог проглотить существенное, а ненужный остаток выплюнуть. Я знал все истории, про которые он говорил. Я сидел рядом с молодым индийцем по имени Нарендра из нью-йоркского отеля. Нарендре понадобилось поехать в город, чтобы отправить электронную почту. Заметив его отсутствие, Юджи спросил меня со своего места:

— Где твой друг?

Было приятно, что он обратился ко мне.

— Он поехал в город отправить почту.

— А, понятно.

Пока Нарендра отсутствовал, я поговорил с сидевшей неподалёку французской парой. Они, казалось, были немного встревожены тем, что происходит, или… не происходит. От них первых я узнал о том, что Юджи больше «не говорит». Судя по их словам, он перестал вести серьёзные разговоры, заменив их бесконечной болтовнёй о деньгах с любым, кто был готов его слушать. Я читал его книги и знал, что он был способен на «серьёзные» беседы, и не мог представить, что такой человек мог когда-либо потерять «это», чем бы оно ни было.

Сейчас его манера разговора создавала ощущение, что он даже не подозревал о вашем существовании. Казалось, большую часть времени он был погружён в свои истории, но при этом в его голосе слышалась некая отрешённость. Вскоре я понял, что он чётко отслеживает приходы и уходы всех посетителей. Если вдруг меня не было в комнате, а потом при входе я сталкивался с Нарендрой, он обычно говорил мне: «Юджи искал тебя».

Это льстило. Как будто твоё отсутствие что-то для него значило.

В какой-то момент возникло обсуждение термина «духовная кома», придуманного молодой женщиной, пришедшей, видимо, вместе с американской парой, которая сидела перед Юджи. Дело в том, что одни люди в присутствии Юджи, казалось, впадали в сонное состояние, а другие неотрывно смотрели на него глазами, полными экстатического огня.

— Не называйте это энергией! Духовная кома! — говорил он, указывая на кого-нибудь, кто клевал носом. Он всегда говорил о духовной коме только в шутку, но я заметил, что в его присутствии что-то заставляло людей выглядеть моложе и спокойней. Я обратил на это внимание, когда мы оказались за пределами комнаты: умиротворённые и безмятежные, почти парящие в его присутствии люди вдруг оказывались плотно заземлёнными. Он же упорно твердил, что ничего необычного не происходит.