Луис Броули - Пропащий. Последние приключения Юджи Кришнамурти

Красной нитью проходило приятное ощущение потери большой значимости чего бы то ни было. Страхи и беспокойства никуда не делись, но их хватка слабела, хотя я ничего для этого не делал. Кто знает, возраст тому причиной или его влияние? Когда я встречался с другими людьми, проведшими рядом с ним годы, его воздействие на их жизни было для меня более очевидным, чем для них. Он был невидимым вирусом, действующим на механизм понимания. Никто не может знать точно, что происходило с ним во время или до того, как это случилось. Это скорее ощущалось, чем зналось. Мой друг из Лондона спросил меня при встрече через два года, что во мне изменилось. Я ответил, что я гораздо больше чувствую себя собой, чем когда-либо. Если правда то, что мои мысли о себе являются лишь заимствованными идеями, то мне не понять, почему это приносит такое облегчение.

«Вы отделяете себя от осознавания и создаёте сущность, которой в реальности не существует».

Я поместил на первую страницу моего ежедневника две фотографии Юджи. На одной из них был запечатлён сурового вида молодой человек с длинными волосами, стоящий на балконе и глядящий далеко вдаль. На другой — худенький старичок, сидящий на полу со скрещёнными ногами и играющий в карты с двумя малышами. Во мне одновременно живут воспоминания о пяти годах, проведённых со стариком, и голос молодого человека из аудиозаписей на моём компьютере. Этот особенный, отличающийся от всех голос, словно ножом пронзает все остальные голоса и наполняет ясностью, возникающей из ниоткуда и исчезающей в никуда.

«Я даже не слышу, что говорю».

Встреча с ним взорвала мою линию жизни, выкорчевала меня и выбросила в мир.

«Джидду Кришнамурти подготовил основание для того, что должен сказать я».

Тайна их отношений никогда не раскроется мне. То, как это выглядит со стороны, меняется день ото дня.

«Вы не можете переживать данность.

Вы можете переживать только абстракцию».

В выложенном на ютьюбе отрывке из его интервью в Австралии он сравнивает себя с обычной канализационной крысой, продолжая утверждать, что «у нас нет ни честности, ни порядочности, ни благородства, чтобы признать, что ничто здесь нам не принадлежит. Всё заимствовано со стороны».

На самом деле не имеет значения, как я попал в тот гостиничный номер в феврале 2001 года — единственное, что имеет значение, что это случилось.

«Иди и живи новой жизнью».

Это уже произошло. Его слова открыли дверцу ловушки и растворились в пространстве, в то время как все мои слова, как теннисные мячики, отскакивали и били меня по лицу. Я не вижу пути ни назад, ни вперёд. Пути вообще нет. Неудивительно, что мы срываемся с места и находим тысячу предлогов, чтобы убежать от того, что мы есть. Привычка настолько сильна, что практически стала судьбой.

«Всё бегал и бегал по кругу оборванный негодяй».

Именно об этом его насмешливые стихи.

Когда он закончил в буквальном смысле изгонять нас из наших умов, он умер.

«Только тогда, когда есть деньги, вы можете диктовать условия отношений».

Следование за Юджи означало быть протащенным через личную психологическую идеологическую канализационную трубу, полную завалов, ошмётков, засоров, и быть выплюнутым в итоге в виде полностью истрёпанных уродливых остатков, что, впрочем, нисколько его не волновало. В процессе вы тонким образом очищались и растуманивались. Для него не было ни труб, ни канализаций, ни проблем. Он постоянно двигался: то как бриз, то как ураган.

«Мы с вами находимся в одном и том же месте.

Вы убегаете из этого места и спрашиваете других, где оно».

В первый год после его смерти я вернулся в Индию. Постепенно перемещаясь на север, я оказался в Непале — стране, в которую он всегда категорически отказывался ехать. Чтобы отпраздновать своё пятидесятилетие, я добрался до базового лагеря Анапурны, но «катастрофы» со мной не случилось. Дважды самолёт чуть не разбился, пытаясь сесть во время сильной грозы в День дурака. Я едва не упал по глупости с ледника в бушующую реку, когда спускался с горы. Маленькая гребная лодка почти перевернулась, когда неистовая гроза застала меня одного посреди озера Покара. «Мучунда Муди» — «магическое число три», как говорят индусы. Каждый раз, когда я чувствовал запах смерти, я громко кричал: «Эй, Юджи, я ещё не закончил книгу!»

«Бог — это тот, кто вообще не ведает страха».

После двух лет и семи переписываний мне приснился сон, где я увидел его на смертном одре. Во сне он встал и бросился вперёд на землю, выполняя полное простирание. Затем передо мной появилось его лицо — это было всё, что я мог видеть: глаза полузакрыты, и он ворчит: «Я не слышу тебя». Кто знает, был ли в этом какой-то смысл, но у меня возникло ощущение, что окончание книги было более актуально, чем когда-либо.

Он также постоянно повторял нам: «Ваша задача в жизни — заткнуться».

Я продолжаю чего-то добиваться, когда на самом деле хочу отдохнуть, но мир стал таким лёгким: он весит около десяти фунтов — именно столько весит в среднем человеческая голова. Нас всех неконтролируемо тащит течением. В последнее время это чувство перестало быть неприятным. Бесцельно дрейфуя, без дома, без гарантий, без имущества, я замечаю, что ожидаю радости цветения, но вместо этого цветок увядает и лепестки его опадают.

Эти поездки в Индию открыли мне об индуизме гораздо больше, чем я мог себе представить, но Юджи, казалось, стоял выше всего этого духовного, религиозного или философского. Ни в одной религии не было ничего, что могло бы объяснить феномен Юджи, но существовали священные тексты, которые примерно описывали то, какими могли бы быть такие люди, как он. Он был вне рамок всего, что можно было представить с помощью мысли, а то, чем он являлся, как он всегда говорил, сформулировать было невозможно. После прочтения многих Упанишад, книг о Нисаргадатте, Рамане, Анандамайи Ма я вдруг понял, что Юджи Кришнамурти представлял собой совершенно новое выражение. Его образ жизни был безупречно чистым. Ему удалось говорить об абсолютном, не пойдя на компромисс ни в малейшей степени и не дав людям фальшивой надежды. Его язык, несмотря на периодическую скабрёзность, всегда был настолько точным и простым, что понять его мог даже ребёнок. Мукунда Рао прислал мне несколько отрывков из новой книги о Будде, над которой он работал в свете влияния на него Юджи. Я очень удивился, узнав в Speaking of Nirvana, что в течение первых пятисот лет после смерти Будды не существовало его изображений, вместо него рисовали дерево, под которым он сидел, когда получил то, что получил. Мать Будды умерла спустя семь дней после его рождения. Записи говорят о том, что в течение семи дней с Буддой происходили разного рода трансформации, так же, как и с Юджи. Это была поразительная информация, независимо от того, что я собирался с ней делать дальше. А я не собирался ничего с ней делать на самом деле. Будда сказал, что у него нет учения, и посмотрите, что они с ним сделали! Восьмеричный путь, инициации, ритуалы — они превратили отсутствие учения во всемирный институт.