Дмитрий Орехов - «Остров». Подлинная история

Митрополит, ежедневно узнавая о новых выходках “проказника” и наблюдая, как богомольцы бессменно толпятся около крыльца, ожидая выхода любимого старца Феофила, только хмурил брови и вертел в руках костяные четки. Однажды, призвав к себе старца после утреннего чая, митрополит сказал:

– Ну, брат Феофил, вот что… Бог благословит… Собирайся, старый воробей, на прежнее гнездышко, в Китаев… Там тебе вольготнее будет.

– Стопы моя направи по словеси Твоему! – ответил на это Феофил, как говаривал в таких случаях и прежде.

С этих пор старец переселился в Китаев и жил там очень спокойно. Никто уже не обращал внимания на его образ жизни, никто не стремился положить конец его выходкам.

Однажды митрополит Филарет предложил игуменье Киево-Флоровского монастыря Серафиме съездить вместе с ним в Китаев. В монастыре в тот день царила невообразимая суета: все выметалось, чистилось, прибиралось. Филарет поздно сообщил о своем приезде, и застигнутые врасплох пономари бегали по церкви, приготовляя облачения, а ризничий и начальник пустыни очень утомились, отдавая различные распоряжения. В Китаеве надеялись, что все пройдет хорошо, и литургия будет отслужена с подобающей торжественностью и благолепием. Увы, в монастыре совсем забыли о схимнике Феофиле, рядом с которым никто не мог чувствовать себя в безопасности.

Старец принял участие в богослужении, однако на литургии и на молебне молился, стоя ото всех вполоборота. Потом митрополит Филарет стал благословлять народ, а игуменья Серафима направилась к воротам, чтобы ехать домой. Тут ей встретился отец Феофил, причем лицо его было необыкновенно угрюмо. Не отвечая на приветствие игуменьи, он вынул из кармана бутылку с песком и обсыпал Серафиму с головы до ног. Все пришли в замешательство, а больше всех – сама Серафима.

Вскоре этот странный поступок получил объяснение. Игуменья Флоровского монастыря внезапно слегла от какой-то неизвестной болезни и через несколько дней отдала Богу душу…

В сентябре 1851 года в Киев приехал Николай I. Император присутствовал в Лавре на литургии, которую служил владыка Филарет, был на смотре войск, посещал храмы, монастыри и крепостные сооружения. В один из дней Николай Павлович, побывав на Аскольдовой могиле, отправился к себе на квартиру. Тут-то и произошло одно знаменательное происшествие.

Когда экипаж проезжал по Печерску и сворачивал на одну из прилегающих улиц, навстречу из-за угла выехал отец Феофил на своем бычке. Царский экипаж остановился. Увидев монаха в оборванном полукафтане, император пожелал узнать, кто он такой.

– Кто ты? – спросил Николай Павлович, строго глядя на Феофила.

– Божий я человек…

– Вижу, что Божий, – усмехнулся император. – Но откуда ты? Куда едешь?

– Откуда я, там меня уже нет… Где я сейчас, все видят, где буду после – одному Богу ведомо…

Император удивленно воззрился на своих сопровождающих. Те поспешили объяснить, что встречный простец – юродивый монах Киево-Печерской лавры.

– Юродивый монах? – переспросил Николай Павлович. – Странно…

И, желая покончить с этой неловкой сценой, царь добродушно сказал:

– Ну, юродивый монах, поезжай с Богом… Пожелай и мне счастливого пути…

– Нет тебе, государь, счастливого пути… Терние у тебя впереди, терние… – ответил старец Феофил, спокойно взбираясь на свою повозку.

Год спустя, накануне войны с Турцией, которая привела к несчастной Крымской кампании, Николай снова прибыл в Киев. Он посетил своего друга, владыку Филарета, и долго беседовал с ним наедине. Государем владели мрачные предчувствия. Давно позади была русско-турецкая война 1828– 1829годов, когда русские войска взяли Карс и Эрзурум, разгромили турецкую армию в Болгарии, штыками завоевали свободу для православной Греции. Теперь затевалась новая война. Защищая права православных славян, изнемогающих под турецким игом, Николай I вызвал недовольство Англии и Франции, государств, которые привычно ставили расчет и экономическую выгоду выше каких-либо нравственных соображений.

Намекая Филарету на тревожное состояние политических дел, император сказал, что над страной расстилается грозовая туча.

– Как бы я хотел знать, что ожидает Россию в будущем! – воскликнул Николай.

– Сего никтоже весть, токмо Един Бог, – заметил митрополит.

– Знаю, что так… Но нет ли у вас в Лавре, владыка, одухотворенных старцев, у которых я мог бы спросить совета?

– Есть, государь, – ответил на это митрополит. – Есть такой… Правда, это человек странный… ведет он себя часто неподобающе, но я лично не раз бывал свидетелем его прозорливости.

– Уж не тот ли это оборванный старец, что разъезжает по городу в тележке, запряженной бычком?

– Он, государь… Иеросхимонах Феофил… Если угодно вашему императорскому величеству, я немедля за ним пошлю.

– Нет, не надо, – сказал Николай. – Мы лично отправимся к нему.

Император направился обедать к себе на квартиру, а митрополит послал верхового в Китаевскую пустынь с приказанием под любым предлогом задержать старца Феофила в монастыре на весь день. Но легко сказать, да нелегко сделать. Старец Феофил обманул своих сторожей, выбрался за монастырские ворота и удалился в лес. У Глосеева он встретил царский экипаж, но пропустил его мимо, спрятавшись за дерево. Дождавшись, пока карета начнет медленно подниматься в гору, он обежал ее стороной через кусты, исцарапав себе до крови лицо и руки. Отыскав недалеко от дороги муравейник, старец разгреб его руками и улегся в середину его, на спину.

Император Николай I, как известно, был человеком наблюдательным. И вот его взгляд остановился на черном пятне в стороне от дороги.

– Что там такое? – тут же спросил государь. – Неужели мертвое тело?

Карета остановилась, камердинер митрополита побежал смотреть.

– Это человек, – вскоре доложил он. – Только не мертвый, а живой. На муравейнике лежит, ваше императорское величество.

Когда путешественники вышли из экипажа и подошли к муравейнику, старец Феофил лежал не шевелясь. Его лицо и руки, сложенные крестообразно на груди, были исцарапаны в кровь, по всему телу ползали муравьи.

– Это тот самый старец, к которому мы едем, – сказал пораженный митрополит. – Эй, Феофил… Что это с тобой… Зачем здесь лежишь?

Молчание.

– Подымись, говорю, проказник! Государь хочет говорить с тобой.

Ни звука, ни движения.

– Странно! – с досадой сказал Николай и, сердито махнув рукой, пошел к карете.

Экипаж повернул обратно. Всю дорогу царь и митрополит, озадаченные этим поступком старца и полные недобрых предчувствий, молчали. Странный поступок отца Феофила получил объяснение только после его смерти.