Протоиерей Фёдор Бородин - В поисках любви. Беседы о браке и семейной жизни

Как крестному сыну объяснить веру, как ему рассказать о ней? Сейчас ему шесть лет, и я могу общаться с ним только по телефону.

Никак. По телефону никак. Просто молитесь. Потому что, в принципе, этим должны прежде всего заниматься родители.

Скажите, пожалуйста, если ребенок достигает подросткового возраста и появляются различные проблемы, как найти баланс в том, насколько можно давать свободу ребенку и в какой мере его держать в послушании?

Знаете, вопрос очень абстрактный. Все зависит от конкретного ребенка, конкретной семьи, конкретного окружения, от отношений, которыми связаны родители и дети. Потому что очевидно, что подростки могут «по краю» ходить и за этот край заглядывать. Здесь крайне необходимо, чтобы дети и родители через послушание, о котором я уже говорил, были хорошо друг другу известны. Родитель должен знать, на что ребенок способен, может ли он переходить грань и есть ли такая опасность; исходя из этого нужно эти все рамки аккуратненьким образом выстраивать. Поэтому в одной семье девочка попользовалась косметикой — ничего страшного не случилось. А где-то это уже такой шаг протеста, который не может не вызывать тревоги у родителей. Все бывает по-разному. Нет какого-то «обычного подростка». Все подростки — необычные. Обычных подростков не бывает. У подростка начинается пубертат, у него идет половое созревание, в нем играют гормоны, кого-то они приводят в Церковь, а кого-то эти гормоны из Церкви уводят. Подросток себя вообще не понимает. У него раздрай между физическим и психологическим, между биологией и несозревшими мозгами, это просто пережить надо. Подростковый период бывает запредельно сложным.

Сейчас у нас есть одна семья, которая переживает тяжелейший подростковый период у церковного подростка. Он в Церкви с младенчества. Хорошая семья, но такие конфликты, такое тяжелое взросление! Ни в сказке сказать, ни пером описать. Родители от отчаяния уже просто не знают, что делать… Прошло время — гляжу, все-таки пришел в храм, уже хорошо. А так я вообще боюсь, что случится что-нибудь и его просто посадят. Молюсь за него. А потом думаю: а может, и ничего, если посадят, может, от чего-то убережется. Не знаю, но очень тяжелый ребенок, и он, в общем, как ребенок просто бурно растет, у него внутри все сбилось, все шестеренки полетели, и там нет даже родительской вины, вот так получилось. Поэтому тут вообще как-то за всех очень тяжело говорить. Но вот я видел, на Рождество даже причащался, все-таки уговорили.

Вы говорили о смещении понятий и замене основных понятий нравственности. Что делать, если такое произошло в семье и ребенок вступил в свой сложный пубертатный период?

Молиться! Все священники знают один ответ на все вопросы: надо молиться. И это правильный ответ на все вопросы. Терпите. Здесь еще просто надо набраться колоссального терпения.

И я еще раз хочу сказать: какие-то вещи нужно просто пережить, потому что может все случиться, ребенок может впасть в тяжелые грехи, может наделать много-много глупостей, но он не должен быть за это лишен родительской любви. Родители никогда не должны говорить: «Ах, раз ты такой, ты мне не нужен», «Ах, раз это не по-моему — вообще не хочу с тобой разговаривать». Вот этого не должно произойти, несмотря на все сложные ошибки ребенка, потому что мы ошибки ребенка видим хорошо, а свои собственные ведь не всегда замечаем. Ребенок всегда стопроцентно должен быть уверен в том, что он будет родителями принят и прощен, что бы ни случилось — родительское сердце всегда для него открыто, что бы ни произошло — родители всегда его прикроют, всегда протянут ему руку, всегда его спасут. Вот это очень важно.

А как быть, если ребенок не просит прощения? Мы, конечно, прощаем его, если он приходит и говорит: «Простите меня, ну вот по глупости так получилось». Главное, если он скажет слово «простите», то мы его сразу простим. А если он не приходит и не просит прощения?

Значит, он вам уже не нужен.

Нет, это не вопрос нужности, это вопрос, как прощать ребенка, который внаглую знает, что его в любом случае простят, и этим пользуется.

Ничего не делать. Простить.

А падает-то он до бесконечности, ведь он расшибется.

Хорошо, если вы не простите, он перестанет падать? Если так повернется, что вы не простите ребенка, — что-то произойдет от этого? Вот в чем все дело.

Если он не просит прощения, если он не чувствует за собой вины…

Хорошо, вы поставили вопрос так: «Если я во всем прощу, так и будет до бесконечности?» А я сказал: «А если вы его не прощаете, это что-то изменит?»

Не знаю…

Вот подумайте.

Хотела узнать, насколько полезно мальчика-подростка отправить в Суворовское училище или другие военные училища? Мои знакомые думают: отправить туда своего подростка или нет? Сейчас есть такая практика, частная школа в глубинке, там один военный человек набирает мальчиков-подростков и дает им военное воспитание. Вот как лучше ребенку в 13, 15, 16 лет: быть с родителями дома или так?

Я думаю, ребенку всегда хорошо будет с родителями дома. Это очевидно. Что же, отправить ребенка к какому-то там непонятному дядьке, в какую-то казарму… Но есть дети, которые настроены на такое, есть такие дети, которым это очень нравится. Есть семьи, в которых мать не справляется с ребенком, потому что отца нет и нужна какая-то мужская твердая рука, — в таких случаях, может быть, это действительно было бы полезно. Понимаете, есть дети из офицерских семей, у которых есть династическое, поколенческое военное служение, и тогда мне тоже это понятно, потому что воспитана династия и ребенок к этой мысли уже, в общем, готов и даже ждет того дня, когда же он тоже наденет форму и погоны, подобно своему отцу, подобно своему деду, подобно тем героям, память которых в этой семье чтут. А так просто отправить мальчика в казарму, я думаю, это большой риск.