Александр Богатырев - У Бога и полынь сладка: Рассказы и очерки

— Надо бы и мне исповедаться, — сказал Федор и не договорил, отец Игнатий упредил его:

— Послезавтра. Готовься.

Он простился со сторожем и зашагал не к калитке, а в дальний угол кладбища, где был широкий разлом в ограде. Федор смотрел ему вслед и думал, что надо остановить его и упросить исповедать его прямо сейчас, не откладывая. «Доживу ли я до послезавтра?..». Он смотрел на удаляющуюся спину священника, а видел какое-то сизое дерево, качающееся и расплывающееся вдоль ограды.

Через минуту прибежала Агафья. Стала заполонено рассказывать о том, как ее не пустили в больницу, что Маланья слаба и помрет непременно. Федор слушал, силясь понять, отчего ей так весело. Но Агафья вдруг высморкалась и зарыдала. Федор мазнул ее шершавой ладонью по спине: «Ну-ну, женка». Хотел еще сказать что-то утешительное, но не собрался и медленно побрел к себе.

Он сварил себе супу из крапивы и снитки, нехотя похлебал горькое варево, ковырнул в банке «Частик в томатном соусе», но есть не стал. Выпил чаю с ржаным сухарем и лег на кровать.

Болели ноги, сухо жгло в животе, ломило поясницу, но он приказал себе о болях не думать. Закрыл глаза и попытался уснуть, но сон не шел. Мелькали перед внутренним взором лица родных и давно позабытых людей, какие-то дома, деревья. Била по воде огромная семга, громко хрипела подстреленная им белуха, затарахтел мотор, угрюмо, с укоризной глядели на него глаза Николая. «Эх, Коля-Коля, — вздохнул Федор. — Как же быть, коли помру и не свидимся. Письмо б написал тебе, да не горазд я. Да и чего писать? Был бы рядом, попросил бы простить да слова бы путные нашел… А то и не нашел бы. Горазды мы друг дружку учить, а сами-то по-человечески и прожить не можем. Сам-то прожил свиньей. И зачем мне такой срок дан? Восемьдесят пять годов — шутка ли! Во всем районе — только бабки-сверстницы, да и тех немного. Мои-то дружки — уж десять годов, как последнего проводил на тот свет. И почто дольше всех небо коптю. Однако, родила ж меня мать, на добро наставила… Ох, тяжело помирать, страшно. Дело небывалое… Бедный человек, однако. В молодости от блуда да всяких страстей не знаешь, куда деваться, а в старости — одни болезни. А может, еще потяну до Колькиного возврата? Может, померещилось, мало ли чего не бывает. Может, предчувствие, а, может, наваждение какое… Срок никому не ведом. Надо и помыслы таковые гнать, дальше жить, Колю ждать. Сказано: задняя забывай, вперед стремись [4] Ср.: Флп. 3, 13. ».

Федор привстал с кровати, прислонился спиной к стене. От резкого движения в глазах поплыли сиреневые круги. Он прерывисто вздохнул и поскреб в затылке: «Ишь, чешется — либо битым быть, либо облают крепко. Искушение… А ведь наладился дело делать…».

Федор поднял недоделанную корзину, повертел ее, отложил к стенке и вспомнил, что кончилась щепа. Он неожиданно легко поднялся и вышел наружу. Сосновые чурки лежали в сарае отдельной поленицей. Он выбрал три подходящие и решил больше не брать, чтобы не захламлять избу.

Выйдя из сарая, он увидел человека с походной заплечной сумкой. Тот кланялся ему и молча подходил ближе. Федор сощурил глаза, пытаясь разглядеть незнакомца.

— Не узнаю, — сказал он. — Чего накланиваешься?

Человек поздоровался и стал извиняться, долго объяснял что-то. Федор слушал, но никак не мог понять, чего тот хочет.

— Не возьму в толк, надоть-то чего? — спросил он недовольно.

— Мне бы кипяточку. Не волнуйтесь, заварка у меня есть. С утра голова болит, а чаю негде выпить. У меня, как с утра не выпью крепкого чаю, голова болит. Может, позволите кипяточку… да компанию составите? У меня и пироги есть домашние, и печенье…

— Погоди, — прервал его Федор. — Тебе чаю што ль сварить?

— Ну да. Собственно, не чаю, а только кипятку, заварка у меня своя. В аэропорту нет буфета.

Федор с минуту помолчал.

— Где ты там аэропорт увидел? Изба, и та гнилая.

Очень уж некстати был этот человек. Да и как ему чай сделать? Вскипятить и занести? Так у него и кружки нет. И оставлять на дворе неловко. Своих-то он никого к себе не пускал. Да никто и не стремился, знали его закон. А как быть с приезжим человеком? Странноприимство оказывать должен, придется в дом пустить.

— А в чем проблема? — удивился гость. — Воды нет? Так я схожу. Печку растопить?

Федор кашлянул и коротко ответил:

— Не то.

— Что не то? — не понял гость.

— У меня чайник электрический. Давай, заходи…

Он открыл дверь и впустил гостя вперед. Тот недоуменно пожал плечами и переступил через порог.

Пока Федор наливал в чайник воду, вставлял расшатанную вилку в розетку, гость выкладывал из сумки на стол припасы, рассказывая про то, как не отважился идти просить в пятиэтажки, а пошел наудачу к частным домам через кладбище, да по дороге к нему первому и обратился.

Федор смахнул со стола на пол пролитую воду и сел на кровать.

— Садись, пригласил он. — Хошь на лавку, хошь рядом со мной, а то — вон табурет.

Гость сел на скамью и улыбнулся.

— Погода нелетная, отложили до утра.

— Да, дует крепко. Куда — лететь?!

Гость подумал, что его спрашивают, куда он летит, и стал рассказывать, кто он, куда и зачем летит и что дня через два-три вернется и полетит обратно домой в Молдавию.

— Далеко тебя занесло, — кивнул Федор. — Как, говоришь, тебя зовут-то?

— Дмитрий.

— А годков тебе сколько? — спросил Федор скорее для порядка, чем из интереса. Коль впустил, неудобно пнем сидеть, надо и разговор поддержать.

— Двадцать пять, — охотно ответил Дмитрий. — Это моя первая командировка. Понимаете, и наши пишут, что много они заколачивают. И от ваших было письмо — всё недовольны. Шутка ли — за сезон по семь тысяч привозят!

— Ты про что? — не понял Федор.

— Я вам объясняю: наши из Молдавии строят в этом колхозе клуб. В прошлом году построили коровник. Заработали по пять и по семь тысяч. Поступили жалобы, вот я и еду разбирать на месте.

— А-а-а, — протянул Федор, — ты, значит, по этот части…

Он шмыгнул носом, нахмурился и замолчал. Милицию и всяких инспекторов Федор не жаловал. Дмитрий заметил реакцию хозяина и смутился. Он что-то хотел объяснить, но запнулся и тоже замолчал. Так они просидели минуты две. Слышно было, как хрипело у Федора в груди. Тихо зашумел чайник.

— Закипел, — нарушил молчание Дмитрий.

Федор не ответил.

— А почему вы замолчали? Я вас обидел? — виновато спросил гость.

— Чем обидел? — буркнул Федор. — Я гомонить не горазд. Чего рот открытым держать?! В избе, вот, дверь отворить — изба и выстудится.

— Вы замолчали, когда узнали, что я еду с инспекцией.

— Полно толковать, — отрезал Федор. — Я свое отговорил. А хочешь знать мое слово, так знай: нету порядку ни в чем. Разве это дело? Заезжие тысячи получают, а своим заработать не дают. Что, наши мужики хуже ваших дом срубят?