архимандрит Савва (Мажуко) - О пользе вреда

Святому Карлу долго святость набрать не удавалось. Отвлекали по глупостям всякие. Только как от людей скрылся, самая святость пошла. А тут в окошко странствующие геологи стучатся:

– Батя, купи мамонта. Свежий еще.

Эх! Взял мамонта того – рыжий мех в мерзлоте! А старец всего как неделю святым стал. У него и силы-то на одно воскрешенье.

– Или я одинокий святой, или я простой батюшка, но с мамонтенком. Чего тут рассусоливать?

Таки воскресил. Всю святость на него спустил и из сонма вышел. Зажили они с мамонтенком дружно. Старец его всяким трюкам обучал. Но скрыть не удалось, потому что от мамонтов блохи, и размеры угрожающие – чистые лошади! Обязали мамонта побрить и в чистоте содержать, а чтобы не грустил, в цирк взяли. Вы, наверное, слышали? Ведь известный дуэт – «Блохин и батя». А блохи на питание космонавтам пошли. Белка в них много.

Кто однажды праведности попробовал, потом соскочить очень трудно. Вот авва Бергамотл как-то быстро святость подхватил и, конечно, сразу заскучал. Сидит только у окна и мух давит. Заповеди все выполнил, помыслы отсек, правила вычитал – такой праведный, аж самому тошно!

– Вкусить, что ли, сладость греха?

Как Устав предписывает, дал в газете объявление: «Монашеские обеты от 31.02.1980 считать недействительными в связи с утратой девства» – и пошел к веселым тетям. Там его, известное дело, попросили обосновать различие между говорением и показыванием. Авва тут же встрепенулся:

– Если вы имеете в виду раннего Витгенштейна. И пошел такой диспут, что неделю вертеп гудел, все дела позабросили. Спорили не щадя живота да младших в библиотеку гоняли за первоисточниками. Старец так увлекся, что пришлось в монастырь силой возвращать. А он взбодрился:

– Эх, знай я раньше такое место! Вот это жизнь! Только чувство осталось, будто что-то сделать позабыл.

– Утюг, что ли, не выключил?

На следующий день опять пошел. А там закрыто. Все в монашки постриглись от безысходности.

Удивительно, как мало людей знает, что Омар Хайям на самом деле был омаром и совсем этого не стыдился. Если у тебя страсть к астрономии и чуткий поэтический слух, никому и дела нет, что ты кое в чем рак. В конце концов, дерзкая анатомия не так пугает, как любовь к алгебре. А что не все из его народа в люди выбились, так ведь – Средние века и предрассудки восточные.

У нас на севере таланту всегда легче было. Взять хотя бы Толстого. Из святой семьи происходил: великомученик Лев Немейский, от язычников убиенный, – первый в роду. Античных кровей был граф! Конечно, лев хоть млекопитающий, но хищник, потому и в университете ему неловко было учиться. Но как потом письмом овладел! В какой еще стране львы на вершину славы пробились? Ламы – да. Но чтобы хищник!

А ослица Валаамова! Чудо только однажды требовалось, а разговаривать-то она так и не бросила, никак остановиться не могла. Успела даже неплохое образование по тем временам получить и учительствовала. На ее могилу до сих пор паломники приходят, особенно из тех, кто в политику идет. И потомству этот дар перешел.

Но разве там, на Востоке, осел карьеру сделает? Делали, конечно, и в жарких странах, но у нас народ куда терпимее. От глубокой древности в наших краях потомки блаженной ослицы живут и горя не знают. Потому что у нас никого говорящим ослом не удивишь. К тому же народ жалостливый, сердечный. Ведь со всяким может случиться.

Ну и что, что осел! Лишь бы человек был хороший!

В «Книге тайн и запретов» красными буквами написано: «Аще кто хощет долго жити, да удержит себе от творения добра, понеже емлется человек во гроб, егда восполнит своего добра меру» (13:37).

Положено тебе, скажем, в жизни пятьдесят процентов добра совершить – сделал и свободен, на тот свет идешь. А хочешь дольше тут продержаться, не торопись с добром, не восполняй меру. Умные люди это давно поняли и себя от добра берегут. На тот свет всегда успеется! Но и у мудрых бывают осечки.

Вот владыка Мокий почти двести лет прожил, так добра избегал. По рассеянности погорел: уступил старушке место в трамвае и тут же рухнул. Потому что свою меру добра освоил.

Авва Капитон уж до чего осторожен был, а с белкой в парке шоколадкой поделился – уже холодным нашли.

Мардарий-митрополит церковный раскол уврачевал непреднамеренно – на другой день отошел.

Старец Поркий жизнь любил и берегся, а вот случайно машиной тенора одного известного задавил – немедленно усоп.

А вывод такой: добро убивает!

Как авва Аргамедонт говаривал: «И помог бы, да жизнь дорога».

Самая тайная тайность в том, что в рай может попасть каждый. Но не полностью.

Допустим, вы небольшой тигр и вам смерть как надо в рай.

– Пожалуйте! Милости просим!

И отворят врата. Но предварительно потребуют удалить клыки и когти.

– А вы как думали? У нас тут овцы бездумные слоняются и рыбы безгласные. Мы в раю экстремизма не потерпим!

Из-за этого многие тигры в рай не идут. И с котами та же история.

Тигры что! Скорпионам так и вовсе хвосты рвут! Кобрам ядовитые зубы дергают, медуз и электрических скатов кипятком шпарят, чтобы вредности смыть, даже с оленей и с тех берут обещание воздерживаться от выращивания рогов и строго за этим следят. В раю с тобой шутить не станут!

С людей спрос особый. Тоже клыки рвут заблаговременно. Чуть только подхватишь праведность, тут тебе сразу повестка из рая приходит и херувим со щипцами. Поэтому спасенного человека в толпе всегда узнаешь: никогда не смеется. И улыбаться зря не станет, а только слегка осклабится, чтобы своим открыться. Это только грешники улыбаются, а спасенному человеку нечего во рту показать, оттого несет себя серьезно.

Короче, вопрос стоит так: или святость, или зубы!

– Что ж это он никогда и не засмеется?

– Разве не знаешь? Повестку в рай получил!

Владыка Шестирим такой был окружен любовью народной, что при других неудобно было. Куда ни пойдет, население в благочестивое оцепенение впадает и умиляется до неистовства. Ни в магазин зайти, ни собаку выгулять! А что на службе творится! Кадило в губах приносят, руки в слезах измывают, под ноги бросают цветы и больных старушек ради исцеления.

Вышел причащать – все, конечно, к нему.

– Из рук владычних – самая благодать!

Чуть не затоптали! Он чашу секретарю передал, а сам из маленькой чаши скромно в уголочке причащает. Все опять за ним вытолпились!