Лев Лебедев - Великороссия: жизненный путь

Выхода из этого тупика не предвиделось. Партия и Сталин не могли воспитывать «массы» советского народа иначе, чем на самых «высоких» призывах и лозунгах, сообразуясь со свойством совести, оставшейся в «массах», и более того — опираясь на неё, используя её, чтобы держать в должном добровольном послушании себе советский народ. Но они не могли также позволить себе руководить «массами», новым народом по совести! Так складывался новый тип советского партийного руководителя, как человека с сожжённой совестью, который может светлыми, честными глазами смотреть на собеседника, тем паче — на народ, и при этом заведомо лгать ему, обманывать его. Такой человек был способен с полной убеждённостью говорить одно, а думать и делать совсем другое, подыскивать быстро самые «благородные» и убедительные аргументы для любых (!) преступлений и неправд. Это был в полной мере — «свой человек», «наш человек», как говорили «умные» партийцы, которому могла открываться дорога и на самый «верх». Безграничная лживость становилась нормой жизни, когда кажется, что именно так, только так и «надо», и что так «всегда было»!

Но сперва такой образ жизни был уделом меньшинства; большинство, то есть сохранявшиеся ещё подлинно русские люди, а также и очень многие «совки» были на такое не способны. Даже «совки», отрекшиеся от Бога и веры, «горячо одобрявшие» партию и её вождей, какое-то время, как уже отмечалось, сохраняли остатки честности, чувства долга, нравственной порядочности. Это, между прочим, долго было одним из сильных средств атеистической пропаганды: вот, можно быть «кристально-честным», нравственным, добрым и без веры в Бога. Но естественно, что без живой связи с источником совести и нравственности — Богом эти качества должны были иссякать, скудеть. Так и происходило: у каждого нового, следующего поколения рождавшихся «совков» совести и иных добрых качеств становилось всё меньше, пока они совсем не иссякли у громадной массы «советских русских» к 1990-м годам. А воспитать их «новой социалистической моралью» никак не удавалось, т.к. не могло быть преодолено противоречие — между явно религиозным характером коммунизма и его материалистической «философией». «Если Бога нет, то всё (!) позволено» — эта блестящая формула Достоевского стала осуществляться в жизни советского общества с огромной разрушительной силой! К этому добавлялось тоже никак непреодолимое противоречие между культом личности Сталина и демократическими положениями марксизма-ленинизма. Вовсю действовало и противоречие между пропагандируемой законностью (Конституцией, совокупностью законодательств) и фактическим беззаконием власть имущих, когда законы и какая-то справедливость могли действовать лишь в случаях, не затрагивавших жизненных интересов партии, или лично какого-то из её видных работников. Дурные (не понимающие), воспитанные со школы на лозунгах «совки» невольно «поджимали» снизу дурацкими требованиями законности и справедливости, против которых возражать открыто было никак нельзя, но и положить их принципом действий — тоже (ибо в этом случае- прощай партия и весь режим!).

Все эти противоречия были сущими ловушками для большевизма, из которых невозможно было выбраться принципиально никогда. Они «срабатывали» постепенно, то одна за одной, то несколько разом. Какие-то из них едва ли не умышленно были подложены в режим изначально теми, кто заранее планировал его временный характер, другие — явились естественными, порождёнными самой природой режима («системы»). Но в то же самое время они, как неразрешимые противоречия становились источниками раскола общественного и личного сознания «советских людей» — источниками тотальной шизофрении...

К этому прибавлялось и уничтожение видимых, внешних источников духовной и даже материальной жизни народа. Было совершенно уничтожено русское крестьянство, со всей его веками складывавшейся культурой, ладом, обычаями и традициями жизни. В исконно-русских, центрально-чернозёмных губерниях в деревнях оставлялись не просто самые беднейшие крестьяне, но, главным образом, — самые подлейшие, из подонков и отбросов сельского «міра». Остальные, в основном твёрдо верующие и смелые, уничтожались или выселялись в Сибирь, на Север... На их место иной раз пытались посадить пришлых из других земель -людей тоже не из лучших, но они не покрыли потерь. Колхозный и совхозный строй создал на селе такие условия труда и жизни, что деревенская молодёжь устремилась прочь от земли в города, пользуясь любой возможностью. В итоге в междуречье Волги и Оки, на всей территории истиной Великороссии, катастрофически сократилось сельское население, прекратили своё существование (исчезли!) тысячи сёл и деревень, во многих местах не редкостью стали поля (некогда плодородные, поросшие деревьями и кустарниками. Не редкость — и сёла вымирающие, где половина и более домов — с заколоченными окнами. От большевицких репрессий и чисток пострадали все без исключения народы Российской Империи, оставшиеся в СССР. Некоторые из них были насильно целиком высланы на новые места (поволжские немцы, крымские татары, черноморские греки, чеченцы, ингуши, калмыки и другие). Но ни с одним из этих народов не было сделано такого, что было сделано с Русским Народом! В любом нынешнем народе бывшего СССР, в том числе и — репрессированном, сохранилась национальная культура, национальное «лицо», некая основа народа. В народе Русском погибло всё, было физически уничтожено ядро народа, такая критическая масса его, которая ещё позволяет ему быть именно народом, питает его традиции и культуру, — крестьянство центральных губерний России! Это, конечно, не случайно. Здесь был не только этнический корень Великороссии, здесь же был и её духовный корень — самое крепкое в Православии крестьянство.

В результате, в наши дни деревня Центра России — это средоточие безбожия, пьянства, зверства, матерщины, разврата и беснований! Последние в деревне чаще, чем даже в городе. Редко кто из деревенских не колдует. Экземпляров «Чёрной магии» в деревнях больше, чем Евангелия! В крупных, ещё живых сёлах в действующие храмы по воскресным дням приходит 10-15 старушек. Остальные сотни сельчан никогда не посещают рядом стоящую церковь. Одна женщина обмолвилась такой фразой: «Я, как все деревенские, неверующая»... Веры нет, но самых немыслимых суеверий очень много, до курьёзов. Некий молодой колхозник Курской области, передовик, бригадир, член КПСС и с видами на повышение по партийной линии, в 1988 г. вдруг уверовал в Бога, положил на стол в райкоме партбилет и стал ходить в храм. Его родня (деревенские!) на семейном совете решили, что в него «вселился бес» и что поэтому его нужно в церкви «отчитать», чтобы он... перестал ходить в церковь и вернулся в партию! Появились деревни, жители которых настолько обленились и опились, что «они даже уже и не воруют!» — как выразился недавно один городской наблюдатель. Но это всё же пока редкость; в большинстве сёл ещё воруют, значит — «живут». В деревенских семьях теперь не более одного-двух детей, реже-три ребёнка, а уж многодетные семьи — очень большая редкость. Рождаемость сокращается, смертность увеличивается. В 1993 г. смертность превысила рождаемость в среднем по всей Российской Федерации!