И. К. Сурский - Отец Иоанн Кронштадтский

Это было в начале 80-х годов. Уже и тогда приводили к отцу Иоанну больных. Однажды я видел, как несли на спине больную девушку к отцу Иоанну. Число почитателей отца Иоанна все росло, и ему все труднее становилось после службы выходить из собора.

Просьбы посетить больных и страждущих на дому все увеличивались, и Батюшке не хватало времени на удовлетворение всех этих просьб. И часто на уроках мы видели Батюшку очень утомленным.

Мы передавали друг другу о том или другом исцелении, совершавшемся по молитвам Батюшки.

Однажды урок по курсу Богослужения был задан довольно трудный, но еще труднее к этому дню были задания по греческому и латинскому языкам. И мы не приготовили урока Закона Божия.

“Скажем Батюшке, что не знаем урока! Откажемся!” — слышались тревожные голоса. Поднялся спор, что Батюшка не осудит, как бы ни ответили. “Нет, мы всегда хорошо отвечали! Надо признаться”.

Спор прекратился, так как в дверях показался отец Иоанн.

После молитвы он сел за кафедру и посмотрел на нас. Он увидел, что мы сидим притихшие и встревоженные. Никто, к его удивлению, не шел к кафедре для ответа. Батюшка насторожился и забеспокоился:

— Ну, что же, идите отвечать!

Молчание. Мы пугливо пригнулись к книжкам, с серьезными и испуганными лицами.

— Буров! Иди ты! — сказал отец Иоанн.

Тот встал, но не трогался с места.

— Не можешь отвечать? Урок-то учил?

— Учил, Батюшка, но плохо знаю. Много было уроков задано, особенно по греческому и по латыни.

Тут сразу раздались со всех концов класса голоса:

— Мы плохо знаем, учили латинский и греческий! Не осталось времени. Я только успел прочитать, а этого мало!!

Буров уже вытирал платком глаза. Скоро раздались его всхлипывания. И что же? Батюшка сам расчувствовался. Он увидел сплошное наше горе от невыученного урока и той тягости учения, которая всегда сопутствовала изучению древних языков.

Батюшка старался незаметно отереть свои слезы, но потом открыто вынул платок и утирал свои глаза. Он переживал с нами наше горе.

— Ну, хорошо, повторим этот урок к следующему разу! — И он снова стал объяснять.

Тяжесть свалилась с плеч, мы вздохнули свободно, и все повеселели.

Тут встал тот же Буров и пошел к Батюшке с книжкой. То была книжка о блаженной Феодоре и ее хождении по мытарствам 47.

Батюшка взял от Бурова эту книжку и стал говорить о загробной жизни человека.

Мы слушали с трепетом и той укрепляющей верой в ответственность за грехи после смерти, которая осталась на всю жизнь. И теперь, среди моря широкого неверия, когда очень многие думают, что с прекращением жизни прекращается все, так дорого становится все благое, посеянное в детские души нашим Батюшкой.

С осени 1887 года отец Иоанн оставил службу в Кронштадтской гимназии, так как труды его по приходу были слишком велики и сочетать их с деятельностью законоучителя он не мог.

Некто Б., владевший большим состоянием, растративши его в кутежах, довел семью до нищеты и сам, впавши в отчаяние, силою пастырского воздействия и совместной с отцом Иоанном молитвы совершенно и чудесно преобразился.

“Ты очень несчастен, — сказал ему отец Иоанн, — но пути Господни неисповедимы. Давай помолимся вместе. Христианин в тебе не умер”.

В благостном порыве, весь в слезах, он молился с отцом Иоанном. Исчезло отчаяние, душа преобразилась. И прежний кутила изменился, занялся делом, пришла удача и явилось благосостояние.

И таких случаев не перечесть.

Отец Иоанн ездил в Петербург часто через Ораниенбаум 48. Там он останавливался у бывшего своего служащего Мотина, жившего в доме почти против вокзала.

Когда отец Иоанн уезжал в родное село Суру, лежавшее на берегу реки Пинеги, то у парома реки Пинеги всегда ждала Батюшку толпа крестьян с тем терпением, на которое в лучших порывах своей души способен только русский поселянин. Лица, сопровождавшие отца Иоанна в дороге, поражались его неутомимостью: однажды Батюшка, вернувшись из Веркольского монастыря, отстоявшего от Суры в 50-ти верстах, и отдохнув полчаса, поехал в скит за 18 верст, сделав, таким образом, в день 86 верст без признака утомления.

Случаи исцелений больных по его молитвам — бесчисленны. А сколько страдальцев по одному слову отца Иоанна примирялись с горем и невзгодами жизни.

Нерешительное отношение к себе он покорял своей прозорливостью. Так однажды в Петербурге родные одного больного очень просили отца Иоанна навестить его. Это было во время масленицы. Батюшка что-то не ехал. И больной в шутку сказал, что он не приедет, потому что, наверное, где-нибудь ест блины. И вдруг на другой день приезжает отец Иоанн и, войдя в квартиру, точно зная расположение комнат, прямо направляется к больному. Подойдя к его постели, он вдруг сказал: “А блинов-то я и не ел”. Это всех очень поразило.

А. П. Чехов, рассказывая о своей поездке на Сахалин, сказал писателю А. К. Шеллеру-Михайлову: “В какой бы дом я ни заходил, я везде видел на стене портрет отца Иоанна Кронштадтского. Это был пастырь и великий молитвенник, на которого с надеждой были обращены взоры всего народа”.

Отец Иоанн страдал от развивавшегося в нашем обществе равнодушия к вере. Всем памятны его предостережения по этому поводу.

Американский миссионер Петр Истон так говорил о Батюшке: “Может быть, им управляет Святой Дух. Все, что он делает, есть доказательство помощи Божией. Может быть, он орудие рук Божиих, чтобы быть ближе к христианам разных народностей и наций. Может быть, он особый посланник в его земле и нации, чтобы привести его народ к светлому знамени христианской истины в проповедании перед ним, что Бог есть Дух и что, кто славит Его, тот должен славить в духе и правде 49” 50.

Мое же детское общение с Батюшкой отцом Иоанном и встречи в юности моей дали столько светлого и незабываемого, что память о нем осталась у меня на всю жизнь.

Н. Суровецкий, Югославия, Козяк, Баранья».

_______

Н. В. Суровецкий назвал свое повествование: «Пламень огненный» и начал его текстом: В руке Господа власть над землею, и человека потребного Он вовремя воздвигнет на ней (Сир. 10, 4).

Действительно, отец Иоанн в служении Богу был пламень огненный.

Бог воздвиг его перед годиной лихолетья, чтобы подготовить русский народ к перенесению кары Божией за грехи и мученичества.

Ныне отец Иоанн, несомненно, предстательствует пред молниезрачным Престолом Божиим за Церковь Русскую, за Россию и за нас и будет в самой России краеугольным камнем ее возрождения.

Перехожу теперь к рассказам лиц, учившихся у отца Иоанна в старших классах.

Как педагог отец Иоанн никогда не прибегал к тем приемам преподавания, которые сплошь да рядом имели место в наших учебных заведениях, — то есть к чрезмерной строгости, а порою и к нравственному принижению неспособных. У отца Иоанна к возбуждению усердия учеников служили не наказания, не насмешки, а теплое задушевное отношение к делу и к ученикам.