Будда Шакьямуни - Собрание палийских джатак

Тогда царь, довольный, спросил Сенаку: "Не призвать ли нам мудреца, Сенака?" Но тот, завидуя чужому успеху, молвил: "Это ещё не показывает, что он мудрец, погоди". Выслушав его, царь подумал: "Пандит Махосадха с детских лет отличался мудростью и тогда уже полюбился мне. Как ни испытывали его тайком, он, словно сам будда, на любую задачу находил ответ либо просьбой отвечал на просьбу. И такого умного человека Сенака не даёт мне приблизить к себе! Но что мне до Сенаки? Я его всё равно призову".

И в сопровождении большой свиты верхом на своём лучшем коне он отправился в предместье. Но по дороге конь попал копытом в яму и сломал ногу; и царь повернул с того места обратно в город. Тогда Сенака явился к нему и спросил: "Правда ли, о махараджа, что ты поехал в предместье, чтобы привезти мудреца?" – "Да, пандит". – "Махараджа, – сказал Сенака, – ты меня ни во что не ставишь. Я просил тебя подождать с решением, но ты поспешил в дорогу, и вот в самом начале пути твой лучший конь сломал ногу". Царь на это ничего не мог возразить.

Но однажды он опять спросил Сенаку: "Сенака, не послать ли нам за пандитом Махосадхой?" – "Ты только сам не езди, государь, а пошли вестника, и пусть он передаст ему от тебя такое послание: "О мудрый, когда я ехал к тебе, чтобы тебя к себе забрать, мой конь сломал ногу. Ты пришли мне теперь лучшего коня и коня превосходнейшего". Если он задумает прислать лучшего – он должен приехать сам, если превосходнейшего – прислать своего отца. В этом и будет для него испытание".

Царь согласился на это и послал вестника. Мудрец, выслушав послание, понял, что царь хочет видеть его самого и его отца. Он пошёл к отцу, приветствовал его и сказал: "Батюшка, царь хочет нас с тобою видеть. Ступай ты первый в сопровождении тысячи купцов-старейшин, но не с пустыми руками, возьми с собой ларец сандалового дерева, наполненный свежим топлёным маслом. Царь заговорит с тобой приветливо и укажет тебе место, отведённое для домохозяев; ты займи его. Когда ты сядешь, войду я. Царь и со мной заговорит приветливо и укажет мне другое такое же сиденье. Тогда я посмотрю на тебя; ты поймёшь знак, встанешь с сиденья и скажешь: "Махосадха, сынок, займи это место". Вот тогда и настанет время решать его задачу".

Отец повиновался и сделал так, как ему было сказано. Прибыв к вратам дворца, он просил доложить о себе царю; когда царь пригласил его, вошёл, приветствовал царя и стал близ трона. Царь заговорил с ним приветливо и спросил: "Где твой сын Махосадха, домохозяин?" – "Он прибудет за мною следом, государь". Царь был рад это слышать и указал отцу сесть на подобающее ему место. Тот нашёл сиденье и сел поблизости.

Между тем Великий нарядно оделся и в сопровождении тысячи юношей прибыл во всём великолепии на украшенной колеснице. При въезде в город он увидел осла на краю канавы. Махосадха велел нескольким дюжим молодцам взять этого осла, завязать ему морду, чтобы он не мог кричать, засунуть его в большой мешок и нести на плечах. Они так и сделали. И бодхисаттва вступил в город со своей многочисленной свитой. Народ всячески восхвалял его. "Вот пандит Махосадха, сын старейшины Сириваддхи, – говорили люди. – Он родился с целебным злаком в руке, он сумел разрешить все труднейшие задачи, которыми его испытывали".

Прибыв к вратам дворца, он послал возвестить о своём приходе. Царь обрадовался этой вести. "Пусть сын мой пандит Махосадха поспешит войти", – молвил он. Со всею свитой Махосадха вошёл во дворец, приветствовал царя и стал близ трона. Царь, довольный тем, что видит его, заговорил с ним ласково и предложил занять подобающее ему сиденье. Он же взглянул на отца, и отец по этому знаку поднялся со своего сиденья и предложил ему сесть. И он сел на место отца.

Тогда те слепые глупцы – Сенака, Пуккуса, Кавинда и Девинда, – видя, где он сел, стали всплёскивать руками, восклицая с громким смехом: "И этого невежду ещё называют мудрецом! Он заставил своего отца встать и сам сел на его место! Нет уж, мудрым его не назовёшь!" Царь тоже был недоволен. Тогда Великий спросил его: "Что с тобой, махараджа, ты, кажется, чем-то опечален?" – "Да, я опечален, пандит. Я рад был тому, что слышал о тебе, но то, что я вижу, меня не радует". – "Почему же?" – "Ведь ты заставил своего отца встать и сам сел на его место".

"Так ты думаешь, махараджа, что во всех случаях отец выше, чем его сыновья?" – "Да, пандит". – "А не послал ли ты мне приказ доставить тебе лучшего коня или превосходнейшего из коней?" С этими словами он встал с сиденья и, обратившись к своим людям, сказал: "Принесите осла, которого вы сюда доставили". Когда его принесли, Махосадха положил осла перед царём и спросил: "Какова цена этому ослу, махараджа?" – "Если он годится для работы, цена ему – восемь каршапан". – "Но если от него у чистокровной кобылы родится мул, какая будет этому мулу цена?" – "Ему цены не будет, о мудрый". – "Да что ты говоришь, государь! Не ты ли только что сказал, что во всех случаях отец – выше сыновей? Если это так, как же может осёл стоить меньше, чем рождённый от него мул? Не потому ли твои пандиты всплёскивали руками и смеялись надо мной, что они и того не знают? Ну и мудрецы же у тебя! Откуда ты только взял таких?" И, преисполненный презрения к этим четверым, он обратился к царю такой гатхой:

"Мнишь ли ты, что безусловно и всегда

Лучше сына своего любой отец?

Мула, значит, превзойдёт в цене осёл!

Знай, что мулу он приходится отцом".

Молвив это, он продолжал: "Итак, махараджа, если отец лучше сына, возьми к себе на службу моего отца; если сын лучше отца, возьми меня". Царю понравился его ответ, и весь царский двор, рукоплеща и вознося тысячекратно хвалу ему, восклицал: "Поистине, хорошо разрешил вопрос мудрец!" И было щёлканье пальцами и помазание тысячью шарфов; а те четверо пришли в уныние.

Между тем никто лучше бодхисаттвы не знал цену родителям. И если спросят, почему он так поступил, – знайте: не затем, чтобы унизить своего отца, но только ради решения задачи, которую задал ему царь, и ещё для того, чтобы явить свою мудрость и посрамить четырёх пандитов.

Царь был доволен; взяв чашу с благовонной влагой, он окропил ею руку старейшины со словами: "Прими предместье Восточного рынка в дар от царя". И он добавил: "Пусть другие старейшины ему подчинятся". Он послал матери бодхисаттвы всякого рода украшения, и, довольный тем, как решил мудрец вопрос об осле, он пожелал усыновить Махосадху. "Домохозяин, – сказал он старейшине, – отдай мне твоего сына, чтобы я мог назвать его своим". Тот отвечал: "Государь, он ещё очень молод, у него молоко на губах не обсохло, пусть он подрастёт, а тогда перейдёт к тебе". Царь сказал, однако: "Домохозяин, отныне тебе придётся отказаться от родительских чувств. С сегодняшнего дня Махосадха – мой сын, и сына своего я могу содержать сам, а ты ступай себе восвояси". И он отослал его. Отец почтил царя, обнял сына, поцеловал его в голову и прочёл ему наставление. "Не печалься, батюшка", – молвил мудрец и простился с отцом.