Будда Шакьямуни - Собрание палийских джатак

Бодхисаттва объяснил юноше: "Дорогой мой! В том самом месте, где Нанда грубит тебе, и должен находиться клад твоего отца. Поэтому, когда в следующий раз Нанда разразится ругательствами, ты ему вели: "Эй, холоп! Молчать! Чего бранишься?" Столкни его с места, вырой заступом яму, достань сокровища, по праву принадлежащие вашей семье, и прикажи холопу отнести клад домой". И, разъясняя суть сказанного, бодхисаттва спел юноше такую гатху:

Я полагаю: драгоценный клад сокрыт

Там, где презренный Нандака стоит.

Почтительно простясь с бодхисаттвой, юноша отправился к себе домой. Призвал Нанду, он снова пошёл с ним за кладом. Поступив в точности так, как ему советовал бодхисаттва, юноша добыл сокровища и с их помощью поправил своё положение. Всю оставшуюся жизнь он прожил, непрестанно следуя наказам бодхисаттвы, раздавая милостыню и творя другие добрые дела, с концом же отпущенного ему срока перешёл в иное рождение в согласии с накопленными заслугами".

Заканчивая наставление в дхамме, Учитель повторил: "И прежде уже этот человек вёл себя недостойно". Потом он истолковал джатаку, так связав перерождения: "Нандой в ту пору был бхиккху, который делит келью с Сарипуттой; мудрым же землевладельцем был я сам".

Sutta pitaka. Khuddaka nikāya. Jātaka. Eka-Nipata. 40 Khadirangara-Jataka.

Перевод с пали Б.А. Захарьина.

Со слов: "Всегда угодны приношенья Будде..." – Учитель – он жил тогда в роще Джетаване – повёл рассказ о торговце Анатхапиндике.

Ибо ведь Анатхапиндика во имя учения Будды за один лишь монастырь в Джетаване пожертвовал пятьдесят пять коти. Он не признавал иных сокровищ, кроме трех сокровищ веры, и когда Учитель бывал в Джетаване, каждый день являлся в монастырь, дабы услышать три великих моления: утреннее моление, дневное, после трапезы, и вечернее. Те моления, которые устраивались в промежутках между тремя великими молениями, Анатхапиндика тоже посещал. Опасаясь, что молодые монахи могут полюбопытствовать, с чем это он нынче явился, и станут высматривать, принес он что-нибудь или не принес, Анатхапиндика никогда не, являлся в монастырь с пустыми руками. На утреннее моление приносил монахам вареный рис; приходя на моление после трапезы, одаривал бхиккху топленым маслом, свежим медом, соком сахарного тростника и прочим; к вечерней же службе приносил благоухавшие цветочные гирлянды и всевозможные одежды. Так благочестивый Апатхапиндика изо дня в день приносил жертвы, и не было им предела. Многие торговцы занимали у него деньги под долговые расписки, набрали чуть ли не двадцать коти, он же, известный своим богатством, никогда не напоминал им о долгах. Было у Анатхапиндики зарыто на берегу реки сокровищ чуть ли не на двадцати коти, принадлежавших его семейству; сокровища эти, запечатанные в железные кувшины, однажды унесло в море набежавшей во время бури волной, и они оказались погребёнными на дне. В доме Анатхапипдики всегда был наготовлен рис – самое малое на пятьсот бхиккху разом, и жилище его было для монахов будто пруд для путников, вырытый на скрещении дорог, будто отчий дом. Сам Всепробуждённый захаживал к Анатхапиндике, посещали его также восемьдесят великих тхер, а про других бхиккху и говорить нечего: входившим в его дом и выходившим из него – не было числа!

Надобно ещё сказать, что дом Анатхапиндики был в семь этажей и вели к нему семь разных входов. Над четвёртым поселилась женщина-дух, державшаяся иной, неправедной веры. И вот, когда Всепробуждённый являлся в дом к Анатхапиндике, эта женщина уже не могла спокойно пребывать в своём невидимом волшебном дворце над входом и со всеми своими чадами спускалась в нижний мир, где и жила некоторое время. Так же точно вынуждена она была поступать, когда к Анатхапиндике приходили восемьдесят великих тхер или когда через этот вход являлись в дом или выходили из него какие-либо иные тхеры. И помыслила женщина: "Покуда Готама и все его приверженцы будут посещать сей дом, не видеть мне счастья, ибо нельзя каждый раз спускаться под землю и жить там. Надобно отвадить их". И вот однажды, когда старший приказчик Анатхапиндики собрался было отдохнуть, женщина-дух, приняв свой зримый облик, явилась перед ним. "Кто ты?" – спросил приказчик. "Я женщина-дух, обитающая над четвёртым входом в дом", – отвечала та. "Зачем пришла?" – осведомился приказчик. "Твой хозяин, – отвечала женщина, – поистине не ведает, что творит: разве не видишь, что он, не думая о будущем, лишь ублажает подвижника Готаму? Не отряжает больше караванов, запустил дела. Посоветуй хозяину исполнять лишь то, что ему положено, и отвадить этого Готаму и его приверженцев". "О ты, неразумная! – ответил приказчик. – Ведь хозяин жертвует своё богатство ради спасительного учения Будды. Да если бы он ухватил меня за волосы и поволок продавать, я и тогда ни слова ему не сказал бы. Ступай прочь!" Ничего не добившись, женщина-дух подступилась было к старшему сыну Анатхапиндики, но тот ответил ей так же, как и приказчик. С самим же хозяином она не дерзнула про это заговорить.

Между тем из-за постоянных щедрых пожертвований и из-за того, что Анатхапиндика забросил дела, поступавшие в его казну доходы уменьшились, и богатство мало-помалу начало истощаться. Через некоторое время он обеднел, у него поубавилось одежды, пища оскудела, да и утехи стали не те, что прежде, но он продолжал одаривать монахов, хоть и не столь щедро, как раньше. И вот однажды, когда Анатхапиндика, поприветствовав Учителя, занял своё место в собрании, Учитель обратился к нему с вопросом: "Скажи мне, мирянин, раздают ли твои домочадцы милостыню?" "Да, Учитель, – отвечал Анатхапиндика, – мои домочадцы всегда одаривали монахов, но сейчас, кроме вчерашней рисовой каши да простокваши, в доме ничего пет". И сказал тогда Анатхапиндике Учитель: "Не печалься, мирянин, от того, что у тебя ничего не осталось для подаяний, кроме грубой пищи: если дающий и в помыслах своих щедр, то ни Всепробуждённому Будде, ни Пробуждённому Будде, ни ученикам Будды – никому из них пища не покажется грубой, ибо велик будет плод её. Недаром говорят: если дающий и в помыслах своих щедр, подаяние его не покажется грубым, ибо, как известно:

Всегда угодны приношенья Будде,

Пусть это только рис сухой на блюде,

Пусть только рис сухой и несолёный,

Любую малость примет Просветлённый,

Лишь был бы чист душой своей даритель.

Открыта для таких гостей обитель".

И ещё сказал Учитель Анатхапиндике: "Когда ты, мирянин, подаёшь просящему, пусть даже грубую пищу, тем самым ты помогаешь вступившему на благой Восьмеричный Путь. Во время Веламы я исходил вдоль и поперёк Джамбу, одаряя жителей его семью сокровищами веры, и это великое своё даяние я совершал с такой же щедростью, с какой слил бы воедино пять рек. И что же? Я не нашёл никого, кто ведал бы о трёх прибежищах или кто хранил бы пять заповедей! Воистину редко встретишь того, кто достоин подаяния. Поэтому не печалься при мысли, что грубо подаяние твоё". И, наставив так Анатхапиндику, Учитель прочёл ему Веламака-сутту.