Валерий Андросов - Марпа и история Карма Кагью: «Жизнеописание Марпы-переводчика» в историческом контексте школы Кагью

Большинство источников, в особенности школы Карма Кагью, подразделяет ануттара-тантры на Отцовские, Материнские и Недвойственные. Если подходить к тантрам как к методам преобразования качеств ума в просветленные, то в этом свете наиболее важными различиями между тремя группами тантр будут особенности их воздействия на ум практикующего — с какими именно качествами ума они работают прежде всего. Конечно, каждая из тантр воздействует полно и всеобъемлюще, практика любой из них ведет к окончательному Просветлению. В то же время у каждой есть определенная специфика, зная которую можно утверждать, что та или иная группа тантр будет лучше соответствовать определенному человеческому характеру или складу ума. Подвижники, приносившие буддизм из Индии в Тибет, — ученые, переводчики и йогины-мистики — часто получали посвящения и наставления одних и тех же индийских мастеров. Затем в Стране снегов они основывали свои школы, опираясь на какие-то из принесенных методов как на центральные и важнейшие для себя, и в эти школы стекались люди со схожими качествами и склонностями.

Отцовские тантры [83]развивались и передавались так, чтобы способствовать использованию на Пути прежде всего таких чувств, как гнев или злость. Они сосредоточены в первую очередь на пустотном аспекте природы Будцы. К Отцовским относят, например, тантру «Гухья-самаджа». Школой передачи Отцовских тантр является, прежде всего, Ньингма.

Материнская тантра [84], которая наиболее полно передается в школе Кагью, подчеркивает в первую очередь аспект ясности, или «свечения» природы Будды, и способствует превращению мешающих эмоций желания и привязанности в духовные средства Пути. Примером Материнской тантры является «Чакра-самвара».

Что касается Недвойственных тантр [85], на которых «специализируется» школа Гелуг, то их преобразующая сила направлена прежде всего на третий из главных «ядов ума» — неведение, а уже затем на гнев и желание. Ясность и пустотность ума они освещают в равной степени. Примером может служить «Калачакра» [Thinley 1980: 46, Berzin 1997 и другие].

Очень часто в работах мастеров Кагью можно встретить объяснения различий между направлениями тибетского буддизма, основанные на преодолении разных «ядов ума». Действительно, поскольку в каждой из главных школ Тибета важнейшей является одна из этих трех групп тантр, вполне логично сказать, что в школах собраны поучения, помогающие определенным типам характера. Часто можно читать или слышать, что «приверженцы Ньингмы — такие-то» или «последователи Кагью — такие-то» — причем характеристики, даваемые целой массе представителей определенной школы, бывают весьма меткими. Что-то объединяет людей, практикующих в одной традиции, у них наверняка есть некий общий признак, отличающий их от коллег из других направлений. Согласно приведенному делению тантр на классы и группы, можно сказать, что этот общий признак есть не что иное, как набор «ядов ума», в котором, в случае Кагью, например, доминируют желания и привязанности, а в случае Ньингмы — гнев и злость [Нидал 2000: 187]. Такое деление встречается часто и кажется логичным, ведь все 84 ООО буддийских поучений четко подразделяются на четыре группы по двадцать одной тысяче — именно в зависимости от того, какие «яды ума» они преодолевают: гнев, желание, неведение или все три в равной степени.

Индийские корни школы Кагью и ее тибетские основоположники

Кагью — школа тантрического буддизма, основанная на Материнских тантрах класса Ануттара-йоги. Она зародилась и развивалась в Индии в VIII—XI вв., и в XI в. ее поучения были принесены в Тибет. Само тибетское слово «Кагью» часто переводят как «устная преемственность». Такое название не означает, что в Кагью совсем пренебрегают письменными источниками; общеизвестно, что текстовое наследие этой школы не уступает ни в объеме, ни в значении собраниям трудов Учителей любых других направлений буддизма. Тем не менее это название показывает приоритеты и в определенной степени передает тот дух, на котором здесь строится преемственность Учения.

Это название появилось не сразу. Вплоть до XII в. учителя этой традиции пользовались в основном эпитетом «линия практики» [86], определенную часть поучений относя к «линии передачи шепотом» [87]. Первый из этих эпитетов можно иначе перевести как «линия совершенствования» — он указывает на то, что в данной традиции предпочтение отдается практике, которая обязательно приносит плод в виде особых достижений. Действительно, хотя в школе Кагью всегда было много ученых-философов, все же настоящую славу ей принесли йогины, практикующие медитацию и обретающие два вида совершенств — обычные и высшие.

Второй эпитет, «Линия передачи шепотом», отражает исключительную конфиденциальность этой преемственности, особую доверительную близость ученика и Учителя, а также сокровенность передаваемого знания. Большинство поучений тантрического буддизма называют «тайными». Причем сами тантрики говорят, что понятие «тайный» здесь имеет по меньшей мере два значения.

Во-первых, эти поучения «хранятся в тайне», передаются в строгой секретности, и сама передача сопровождается обещанием ученика не разглашать подробностей посвящения и практики, таких как имя его Йидама и многое другое. Более того, определенная часть поучений всегда передается исключительно устно, потому что просто не должна существовать в письменном виде. «Никто не смеет полностью записывать то, что преподано изустно, поэтому я записываю только то, что преподает и разрешает записывать мой Учитель», — говорил в XVII в. Кьемед Дечен, комментатор песен Сарахи [Железнов 1995: 70]. При таком подходе оказывается, что некоторые, весьма существенные для Учения сведения просто невозможно получить из письменных источников, и естественным логическим продолжением является тот факт, что тантрический буддизм Кагью учит доверять в первую очередь не письменному источнику, а устному.

Для источниковедения и науки вообще этот подход кажется противоречащим здравому смыслу, но тибетцы утверждают, что именно в нем-то и заключается самый что ни на есть здравый смысл. Почему? Все дело здесь в том, что буддийские поучения отличаются от обычной информации. Благодаря практике Учение становится уже не просто набором концепций, а способом восприятия мира и реагирования на него. Буддисты говорят, что в результате практики «Учение проникает с уровня головы на уровень сердца», т. е. с уровня интеллектуального понимания на уровень привычных автоматических реакций, — и в конце концов становится неотделимым от самого существа человека. Обычную информацию можно забыть, что-то случайно перепутать или намеренно исказить — но целостная практика приводит к тому, что буддист начинает во всем проявлять себя так, как описано в Учении. Тогда все, что он говорит, есть не просто слова, описывающие нечто внешнее, а его собственный опыт и ощущения, и это наиболее ценно и убедительно. Более того, он учит не словами, а всем своим поведением, всей жизнью. Потому в Кагью говорится, что в первую очередь нужно доверять опытному Учителю и уже затем — книге.