Евфимия - Яблони старца Амвросия (сборник)

Она проснулась около полуночи. Что поделать, бессонница ― нередкий удел старых людей, живущих воспоминаниями о прошлом. Вдобавок под самым ее окном громко и тоскливо выл старый сторожевой пес Байкал. А это означало, что все попытки снова заснуть заведомо окажутся безуспешными. Поэтому она засунула отекшие ноги в грязные стоптанные тапки и, опираясь на клюку, отправилась бродить по дому. Она делала это каждую ночь, когда ей не спалось.

…Этот дом был воплощением ее давней и заветной мечты. Потому что прежде у нее никогда не было своего дома. Мало того – именно незадолго до ее рождения их семья стала бездомной. Старшая сестра Роза рассказывала ей, что дом пришлось продать после того, как умер отец. Ведь тех денег, что зарабатывала мама, было слишком мало, чтобы расплатиться с долгами и прокормиться самим. Тогда-то и начались их скитания по чужим углам. И именно поэтому ей, родившейся уже после смерти отца, дали скорбное имя Мара – горькая.

Роза очень любила вспоминать и говорить о том, навсегда утраченном ими доме. Холодными осенними вечерами, когда в полуподвальной комнатушке, которую они снимали, становилось особенно тоскливо, она рассказывала Маре, каким замечательным он был. Как в нем было уютно и какие чудесные яблоки и груши росли у них в саду! В воображении Мары эти истории обрастали новыми реалиями. Поэтому дом, о котором рассказывала Роза, представлялся ей чем-то вроде сказочной избушки со стенами из пряников и леденцовой крышей, утопающей в зелени деревьев, усыпанных румяными плодами. И она мечтала, что, когда вырастет, сделает так, чтобы у них – у мамы, и брата Наума, и сестры Розы – появился такой дом.

Прошли годы. Мара выросла. Надо сказать, что за это время в мире, особенно же – в той стране, где она жила, многое изменилось. Но бывает, что легче изменить мир, чем сердце одного-единственного человека. Вот и Мара, став советской гражданкой и студенткой мединститута Марой Самуиловной Лейбман, продолжала жить своей детской мечтой о собственном доме. Поэтому, получив врачебный диплом, она поехала работать на Север. Ей рассказывали, будто там не так много врачей-стоматологов. Стало быть, думалось Розе, она сможет быстрее заработать деньги на покупку дома.

Она поехала туда вместе с мужем, Иваном Тихоновичем, тоже стоматологом. Правда, он имел иную специализацию, будучи стоматологом-ортопедом. Между прочим, он сам мастерски изготовлял зубные протезы, мосты и коронки, так что при необходимости совмещал в одном лице не только врача, но и зубного техника. В отличие от своей деятельной и властной супруги, Иван Тихонович имел крайне мягкий и покладистый характер. Поэтому всякому, кто хоть раз да видел их вместе, было очевидно, что во главе их семьи стоит именно Мара Самуиловна. Она была высокой, красивой, темпераментной женщиной, любившей яркую одежду и украшения. Рядом с нею тщедушный, хромой и близорукий Иван Тихонович в неизменном простом и изрядно поношенном светленьком костюмчике смотрелся более чем скромно. Надо сказать, что главным из всех достоинств своего мужа Мара Самуиловна считала то, что он никогда ни в чем ей не перечил и всегда поступал по ее желанию. Что же до Ивана Тихоновича, то он никогда не задавался вопросом, за что именно любит свою «Марочку», он просто горячо и беззаветно любил ее – и все.

Уезжая на Север, Мара Самуиловна надеялась, что вскоре вернется в родные края. Но вышло так, что она осталась там навсегда. Сначала помешала война, во время которой они с Иваном Тихоновичем работали в местном эвакогоспитале. Затем нужно было выучить детей. Впрочем, узнав, что во время войны погибли все ее родные – и старенькая мама, и брат Наум, и сестра Роза, и их дети, она поняла: путь на родину ей заказан. Ведь там ее больше никто не ждал. И некому теперь было порадоваться, что ее детская мечта о своем доме сбылась.

Она купила этот дом уже после войны. Он был старинным, высоким и очень большим. Первый его хозяин, купец, как говорится, отгрохал его с купеческим размахом, на века. Не ведая, что жить в этом доме ему доведется совсем недолго… Правда, к тому времени, когда Мара Самуиловна приобрела этот дом, он изрядно обветшал. Впрочем, даже в таком плачевном состоянии он смотрелся еще весьма внушительно, этаким барином после семнадцатого года, голым и босым, но все же сохранившим остатки былой спеси. Именно поэтому Мара Самуиловна и купила его.

Вслед за этим у старого дома началась новая жизнь. И сам он – отремонтированный, заново покрашенный, крытый блестящей жестью – изменился до неузнаваемости. Но гораздо большие перемены произошли у него внутри. Там разместилась маленькая, но прекрасно оборудованная частная стоматологическая поликлиника. Сначала ее посетитель попадал в широкий коридор, где над рядом венских стульев у стен красовались портреты Павлова, Боткина, а также Менделеева в тяжелых позолоченных рамах. Из коридора вели три двери, на которых виднелись черные с золотом таблички: «приемная врача», «смотровая» и «лаборатория». За первой из этих дверей находился светлый, блистающий ослепительной чистотой кабинет с массивным деревянным стоматологическим креслом с никелированными подлокотниками и подголовником. Правда, от одного взгляда на соседствовавшую с этим креслом бормашину любопытный посетитель спешил поскорее оказаться по другую сторону двери… Здесь, как грозная и неумолимая жрица, облаченная в белые одежды, безраздельно царила Мара Самуиловна. Два других кабинета занимал Иван Тихонович. За дверью с табличкой «лаборатория» была его мастерская, где он, как скульптор, делал гипсовые слепки и формы и, как ювелир, плавил в тиглях золото. На коронки шли сломанные или ставшие ненужными ювелирные изделия. Например, тоненькое колечко с гербом города Алушты, или дутая, со вмятиной на боку, золотая брошка в виде пухлого сердечка, пробитого стрелой, или пустой медальон с чьим-то вензелем на крышке… Возможно, умей эти вещи говорить, они смогли бы многое порассказать о своих владельцах. Но, к сожалению, а вероятнее к счастью, – вещам этого не дано…

В другой половине дома хозяева жили. Здесь были ковры и старинные зеркала, прекрасная мебель. В большой комнате, служившей гостиной, на видном месте стояла горка, где среди изысканных чашек, ваз и статуэток красовалось большое блюдо саксонского фарфора – подарок хозяйке от одного высокопоставленного пациента. А в углу, рядом с изразцовой голландской печкой, потихоньку рассыхаясь, притулилось трофейное немецкое фортепиано. Под потолком висела массивная хрустальная люстра, в былые времена явно украшавшая не то чей-то особняк, не то какую-то церковь… Часть этих вещей была презентами благодарных больных, часть – приобретениями самой Мары Самуиловны. Нередко пациенты, которым нечем было расплатиться, предлагали ей вместо денег старинные вещи или украшения. Мара Самуиловна придирчиво отбирала понравившееся, втайне радуясь возможности по дешевке заполучить для себя и своего дома очередную ценную вещицу.