И. М. Концевичъ - Оптина пустынь и ее время

«Одинъ старецъ не разъ приказывалъ ученику своему исполнить нѣкоторое дѣло, но тотъ все откладывалъ. Недовольный этимъ, въ негодованіи старецъ наложилъ на ученика запрещеніе не вкушать хлѣба, пока не исполнить порученное дѣло. Когда ученикъ отправился исполнить порученное повелѣніе, старецъ умерь. Послѣ его смерти ученикъ желалъ получить разрѣшеніе отъ наложеннаго на него запрещенія. Но не нашлось никого въ пустынной мѣстности, кто бы рѣшился разрѣшить это недоумѣніе. Наконецъ, ученикъ обратился съ просьбой къ Константинопольскому Патріарху Герману, который для разсмотрѣнія этого дѣла собралъ другихъ архіереевъ. Но ни патріархъ, ни соборъ (Ясно, что дѣло идетъ здѣсь о такъ называемыхъ «Εύνοδος ένδυμοΰτα» это соборъ изъ епископовъ, случайно пребывающихъ по дѣламъ въ данный моментъ въ столицѣ, созываемый патріархомъ въ случаѣ нужды) не нашли возможнымъ разрѣшить эпитимію старца, о которомъ даже неизвѣстно, имѣлъ ли онъ степень священства. Посему ученикъ до смерти принужденъ быль питаться пищею изъ однихъ овощей.» (Этотъ примѣръ приводить Смирновъ въ своей статьѣ въ Бог. Вѣстн. 1905 г. (февр., мартъ., апр.) «Исп. и пок. въ др. м–ряхъ Востока». Наша работа произведена незаисимо отъ этого изслѣдованія проф. Смирнова. Несмотря на это принципіальные взгляды и выводы совпадаютъ).

Другой случай помѣщенъ въ прологѣ 15го октября. Приведемъ цѣликомъ эту необычайную повѣсть, которая ярко изображаетъ всю силу власти старца «вязать и рѣшить».

«Въ скиту жилъ монахъ, который въ продолженіи многихъ лѣтъ быль послушливъ своему отцу. Наконецъ, по зависти бѣсовской, отпалъ отъ послушанія и безъ всякой благословной причины ушелъ отъ старца, презрѣвъ и запрещеніе (эпитимію) за непослушаніе. Пришедши въ Александрію, онъ былъ схваченъ и принужденъ тамошнимъ княземъ отречься отъ Христа, но онъ остался непоколебимъ въ твердомъ исповѣданіи вѣры и за то былъ мученъ и преданъ смерти. Христіане того града взяли тѣло новаго мученика, положили въ раку и поставили въ святомъ храмѣ. Но въ каждую литургію, когда діаконъ возглашалъ: «елицы оглашеніи изыдите» рака съ тЬломъ мученика, къ удивленію всѣхъ невидимою силою выносилась на паперть, а по окончаніи литургіи сама собою поставлялась опять въ храмѣ. Одинъ Александрійскій вельможа молился о разрѣшеніи этого недоумѣнія. И ему было открыто въ видѣніи, что замученный монахъ былъ ученикомъ такого то старца и за непослушаніе былъ связанъ запрегценіемъ старца. Какъ мученикъ, онъ получилъ вѣнецъ мученическій, а какъ связанный епитиміей старца, не можетъ оставаться при совершеніи Божественной Литургіи, пока связавшій не разрѣшитъ его. Тогдаже отысканъ былъ старецъ, который пришелъ въ Александрію и разрѣшилъ связаннаго оть запрегценія. Съ того времени рака уже не трогалась со своего мѣста.».

Ссылаясь на эту повѣсть, проф. Смирновъ дѣлаетъ слѣдуюгціе выводы:

«Изъ этого разсказа выходить, говорить онъ, что старческая епитимія имѣетъ полную каноническую силу. Она есть проявленіе апостольскаго права «вязать и рѣшить», и никакіе личныя подвиги связаннаго, даже мученическая смерть за Христа, не освобождаютъ отъ ея узъ.» 'Смирновъ. «Исп. и пок. въ древ, м–ряхъ. Вост.» Бог. Вѣст. Апр. стр. 744).

Такой взглядъ на власть старца мы находимъ не только въ древніе времена. Не измѣнился онъ и въ наше время.

Вотъ 30–лѣтній послушникъ Василій (будугцій старецъ іером. Варнава, сконч. въ 1906 г.) въ Геѳсиманскомъ скиту Троице–Сергіевой Лавры находится на послушаніи старца Григорія.

«Однажды во время предсмертной болѣзни старца Григорія, Василій зашелъ навѣстить болягцаго и долго въ тотъ разъ оставался у его одра, въ послѣдній разъ утоляя мудрыми наставленіями старца свою жажду духовной жизни. Въ этото время на него и былъ возложенъ подвигъ старчества, который онъ подъялъ на себя послѣ смерти своихъ наставниковъ. Давая Василію завѣтъ съ любовію принимать всѣхъ приходящихъ и не отказывать никому въ совѣтахъ и наставленіяхъ, старецъ Григорій подалъ ему двѣ просфоры и сказалъ: «Симъ питай алчущихъ — словомъ и хлѣбомъ, тако хощетъ Богъ». Въ концѣ же всего онъ присовокупилъ, открывая ему волю Божію, что имъ должна быть устроена женская обитель въ отдаленной мѣстности и сплошь зараженной расколомъ. При этомъ старецъ съ любовію и жалостію взглянулъ на своего ученика, не скрывая отъ него, что ему много придется потерпѣть и понести скорбей и непріятностей.

Въ 1865 году послушникъ Василій лишился другого старца — Даніила, который, умирая, подтвердилъ своему ученику прежній завѣтъ — принять и продолжать послѣ него подвигъ старчества. Когда же Василій со слезами просилъ освободить его отъ этой тяготы, изъ устъ старца Даніила пошла кровь… и онъ тихо скончался на рукахъ своего любимаго ученика.

Вступленіе Василія на путь народнаго наставничества совершилось естественно. Еще при жизни старца Даніила послушникъ Василій по порученію старца и отъ его имени давалъ посѣтителямъ отвѣты и совѣты на ихъ различные запросы.

Такимъ образомъ о. Василій началъ старчество и скоро приступилъ къ созданію Иверскаго–Выксунскаго женскаго монастыря. Не миновалъ онъ и скорбей. Дошло до того, что невиннаго старца судили на Лаврскомъ «соборѣ». Заступился тогда за него схимникъ о. Александръ. Мудрое онъ сказалъ слово, и всѣ умолкли послѣ того. «Если кто можетъ», сказалъ о. Александръ, «снять съ него старческій завѣтъ — устроить обитель и заботиться о ней, — то и онъ станетъ въ сторонѣ, а если нельзя никому снять съ него этого послушанія, завѣщаннаго старцемъ, то нельзя и запрещать нести его». Молча выслушано было это мудрое слово, и всѣ молча оставили собраніе, чѣмъ и былъ положенъ тогда же конецъ всѣмъ нареканіямъ и на батюшку» (Жизнеоп. о. Варнавы. Сергіевъ Посадъ, 1907).

Воля старца обязательна была не только для духовныхъ его чадъ, но и для всего монастыря. Вотъ къ какимъ печальнымъ послѣдствіямъ приводили нарушенія завѣщанныхъ ими традицій.

«Прошелъ слухъ, что кто то изъ оптинскихъ совѣтуетъ о. архимандриту спилить для лѣсопилки вѣковыя сосны, что между скитомъ и монастыремъ: все равно–де, накорню погніютъ отъ старости.

Приходилъ сегодня нашъ скитскій другъ о. Нектарій (послѣдній оптинскій старецъ).

«Слышали?» спрашиваю.

«О чемъ?»

Я разсказалъ о слухѣ.

«Этому», съ живостью воскликнулъ о. Нектарій, «не бывать, ибо великими старцами положенъ завѣтъ не трогать во вѣки лѣса между скитомъ и обителью. Кустика не дозволено рубить, не то, что вѣковыхъ деревьевъ.».

И тутъ онъ повѣдалъ мнѣ слѣдующее: «Когда помиралъ старецъ о. Левъ, то завѣщалъ скиту день его кончины поминать «утЬшеніемъ» братіи и печь для нихъ въ этотъ день оладьи. По смерти же его, нашими старцами Моисеемъ и Макаріемъ было установлено править на тотъ же день соборную по немъ панихиду. Такъ и соблюдалась заповѣдь эта долгое время до дней иіумена Исаакія и скитоначальника Илларіона. При нихъ вышло такое искушеніе. — Приходитъ наканунѣ дня памяти о. Льва къ иіумену пономарь Ѳеодосій съ предложеніемъ отмѣнить соборное служеніе.