СТАРЕЦ ИОСИФ. ВЫРАЖЕНИЕ МОНАШЕСКОГО ОПЫТА

Ибо диавол сильно воюет против монахов. Так как хочет отомстить Христу. Говорит: «Смотри, Назарянин, вот Твои воины! Ты им обещаешь вечное Царство, а они от Тебя отрекаются. Ради малого наслаждения гортани они следуют за мной!» Так похваляется бес.

Поэтому тому, кто хочет стать монахом, нужно иметь большое самоотречение. И сказать себе, что ничем другим не будет жить в этой жизни. Но распнет самого себя, терпя всякое находящее искушение: голод, жажду, наготу, обиды, поношения, скорби всякого рода. А если не будет иметь этого в виду, но придет, чтобы отдохнуть, лучше пусть не приходит, а живет в миру, как хороший христианин, мужчина это или женщина.

У монаха бывает время, когда с ним пребывает и помогает ему благодать, и человек находится в раю, и проводит жизнь, как ангел во плоти. Но когда благодать уходит, чтобы он был испытан, тогда он каждый миг вкушает ядовитые воды ада. Тьма и болезнь души. Но и снова — свет и утешение, и снова — невыразимая боль.

А женатый идет умеренным путем, не ведущим очень круто ни вверх, ни вниз. Итак, Бог да поможет каждому с тем бременем, которое тот способен понести.

Ибо в монашеской жизни — великая тяжесть и большой подвиг. И приходящему требуется великое трезвение и постоянное понуждение естества. И нужно до самой смерти не впадать в самонадеянность, не терять внимания. Иначе он сразу падет и погибнет. Поскольку кровожадные и лживые бесы бдительно стоят и ожидают подходящего времени. Итак, да просветит и сохранит нас Бог.

Все мы, монашествующие, оставляем мир и все мирское ради одной цели — удостоиться нетленных и вечных благ. И кто забывает эту свою цель, показывает этим, что не понимает, зачем избрал этот суровый путь монашеского жития.

Наш подвиг заключается в том, чтобы презирать не только приятное, но и все печальное в нынешней жизни, каждый день перенося наше жительство на небеса.

Возлюбим всей душой и сердцем Господа нашего Иисуса Христа и Его сладчайшую Матерь за то, что Они возлюбили нас. И, пройдя через бурю этой жизни, будем неразлучны с Ними там, всегда созерцая неизреченную славу и ту несказанную красоту, которая уготована любящим и терпящим.

Ибо я поистине видел брата, и не лгу, который пришел в исступление, сидя ночью в полнолуние в глубочайшей пустыне. Полнейшая тишина — ни одного человека или каливы там не было. И когда он совершал бдение и молился, ему явился звонкий голос птицы, и увлек весь его ум, и захватил все его чувства. И он последовал за ним, чтобы увидеть, откуда исходит такой сладкий голос. И, озираясь, как находящийся вне себя, по сторонам, — но не ногами и глазами, а в исступлении смотря и идя — и, продвигаясь вперед, увидел пресветлый свет, полный благоухания и благодати. И, оставив щебетание птицы, вознесся, или, скорее, был пленен созерцанием ослепительного света. И, шагая, как какой‑нибудь юродивый, вышел на дорогу, белую, как снег. Стены с той и другой стороны были бриллиантовые. Обо всем, что там было, не рассказать словами. А посмотрев внутрь, увидел прекраснейший рай, украшенный всяческими цветами. Все они были златолистные, так что язык человека не в состоянии их описать, но он, как сумасшедший, смотрит на них и, всецело плененный, изумляется. И, продвигаясь дальше, увидел в середине огромный, белоснежный, длиной во все небо дворец. И в дверях стояла Госпожа наша Богородица, Царица ангелов, единое наше отдохновение, неизреченное благоухание и утешение всякой души христианской, несущая белоснежного, как снег, Младенца в Своих объятиях, сияющего паче тысячи солнц. И когда тот брат приблизился, то припал, как сын к своей матери, весь горя божественной любовью. И Она его обняла, как родное чадо, и поцеловала. О рачение любви Божией! О любовь Матери к сыну! Она поцеловала его, как Свое чадо. Наполнила его несказанным благоуханием. И тот правдивый человек сказал мне, что все годы своей жизни, вспоминая это созерцание, ощущает благоухание и сладость в своей душе. Его лицо погладил Своей пухленькой ручкой Тот неописуемый и сладчайший Младенец. Была ему возвещена Матерью и тайна, о которой он горячо молился в течение многих дней. А Сын еще сказал ему, что ради наслаждения такой радостью он должен подвизаться, страдая всю свою жизнь.

И затем, удалившись, он вышел туда, откуда пришел, не желая того. И, удаляясь, снова услышал птичий голос, пленивший его вначале. И, глядя наверх, увидел большую тысячецветную птицу, которая своими крыльями покрывала весь оный рай; и вокруг — престолы; и маленькие, похожие друг на друга птички пели ту неизреченную мелодию, а находившиеся там веселились. И видевший снова пришел в себя и оказался там, где был перед тем, как это увидел.

Итак, слыша подобное, будем терпеть всякое огорчение и скорбь ради стольких благ, которые для нас уготованы. Ибо то, что здесь кажется прекрасным, в сравнении с оным — тьма и ад.

Дорогая моя доченька, добрая моя голубица, благое мое дитя! Желаю тебе, чадце мое, быть здоровой душой и телом. На днях мне пришел помысл, и я сказал в своем уме: «Что так долго не пишет мне мое чадо? Почему ленится? Может быть, говорю, моя дочь была занята учебой?»

Наконец получил твое письмо и, радуясь о твоем здоровье, печалюсь о твоих грехах, которые ты постоянно совершаешь, поскольку ты, такая маленькая девочка, ссоришься со всеми.

А когда ты станешь невестой Владыки Христа, когда наденешь святое монашеское облачение, исправишь ли ты тогда неприличное поведение или будешь ссориться снова?

Ладно, сейчас пусть все будет прощено. Только будь внимательна впредь, иначе я наложу на тебя строгую епитимью! Поскольку ты, как невеста Небесного Царя, не должна делать ничего неприличного, а со всеми вести себя как младшая, быть самой скромной, самой смиренной. Со многими слезами на глазах плакать, просить о том, чтобы удостоиться радости мудрых дев со всеми ангелами и святыми.

И будь внимательна, добрая моя доченька, потому что ты уже выросла и начинают изменяться помыслы. Начали летать возле тебя стрелы лукавого. Ты же береги свою душу, усердно береги свою честь. Христос и наша Пресвятая хотят, чтобы мы всегда были внимательны и имели страх Божий.

Не думай, что найдешь радость там, где твоя душа печалится, а Божия благодать не находит для себя места. Радость — это дар нашей душе от Бога, и, если ты ее там приведешь в смущение, она не вернется, если ты с сильной болью не поскорбишь и не покаешься в том, в чем согрешила. Однако есть ли причина опрометчиво прогонять голубицу благодати и затем с печалью, со многими воздыханиями искать ее, чтобы она снова пришла обратно?