Н. И. Сагарда - Лекции по патрологии I—IV века

Церковь не всем церковным писателям и даже не всем святым усваивает почетное наименование «отца Церкви». Ни гений, ни образование, ни красноречие недостаточны, чтобы утвердить за писателем это выдающееся значение: Тертул–лиан, несмотря на литературное и догматико–историческое значение его произведений; Ориген, принявший на себя удары преследования, блистающий тем особенным сиянием, которое присуще было его возвышенному и проницательному духу; Лактанций, с его изящным цицероновским языком; «отец церковной истории» Евсевий Кесарийский, сохранивший для христианского мира важные документы из его первоначальной истории; блж. Иероним; блж. Августин и др. — не признаны отцами Церкви. Потомство заботливо сохраняет их произведения; но увлечение Тертуллиана монтанизмом, неправильности и неточности в учении Оригена и Лактанция, подозрительные догматические воззрения Евсевия Кеса–рийского, жесткость характера Иеронима, неправильности в учении Августина об отношении благодати и свободной воли человека не позволили Церкви внести их имена в список отцов. С другой стороны, довольно краткие произведения, даже фрагменты иногда достаточны, чтобы этот титул усвоен был известным церковным писателям. Так как в первоначальной истории христианской Церкви мы не видим следов нарочитого исследования относительно критерия, по которому тот или другой церковный писатель может быть признан авторитетным свидетелем в выражении церковного веросознания, то очевидно, что верующие в этом вопросе руководились как бы внутренним голосом, который приводил к согласному признанию авторитета церковного деятеля и писателя как отца Церкви. Только в позднейшие времена этот вопрос сделали предметом специальных изысканий. Особенно настойчиво и подробно занимался им пресвитер Викентий Лиринский, изложивший свои рассуждения в «Памятных записках», составленных им около 434 г. Он постоянно повторяет увещание твердо держаться учения «святых отцов» (например, cap. 3). Ссылаясь на Илария Пикта–вийского, который относительно Тертуллиана сказал (Comment, in Matth. 5.1), что своим позднейшим заблуждением он лишил авторитета и заслуживающие одобрения сочинения (sequenti errore detraxit scriptis probabilibus auctoritatem), Викентий говорит, что определяющей нормой веры и письменного изложения ее можно почитать только согласное свидетельство тех именно отцов, которые, живя, уча й пребывая в вере и в кафолическом общении свято, мудро, постоянно, сподобились или с верой почить о Христе, или блаженно умереть за Христа (Eorum dumtaxat patrum sententiae conferendae sunt, qui in fide et communione catholica sancte, sapienter, constanter viventes* docentes et permanentes, vel mori in Christo fideliter vel occidi pro Christo feliciter meruerunt: cap. 28).

В этих словах отчетливо указаны основные начала для определения, принадлежит ли тот или другой церковный писатель к отцам Церкви. Патрологиче–ская наука на римско–католическом Западе, раскрывая и развивая эти начала, указала четыре признака, наличность которых в церковном писателе необходима для усвоения ему почетного наименования «отца Церкви», именно: 1) doctrina orthodoxa [православное учение (или: ортодоксальность учения)], 2) sanctitas vitae [святость жизни], 3) competens antiquitas [надлежащая древность] и 4) approbate ecclesiae [признание Церковью]. В своих основных чертах эти признаки для определения отца Церкви принимаются и православными патрологами.

1) Отец Церкви, как всякий учитель вообще, должен отличаться необходимой по условиям его жизни и деятельности образованностью и в Церкви своего времени пользоваться авторитетом учителя в делах веры, иметь перед Церковью заслуги в области учительства, являясь постоянным выразителем православного учения. Кто не имел ясного знания Откровенного учения Христова, не мог дать ответа всякому вопрошающему о вере; кто, далее, уклонялся от учения Церкви защищал заблуждение против истины и не исправлял своих погрешностей, тот не может быть надежным свидетелем церковного учения. На этом основании Церковь требовала строгого православия и отказала в наименовании отца Церкви всем тем церковным писателям, которые погрешали против церковного учения или, по крайней мере, возбуждали основательные сомнения относительно своего постоянства в православии, несмотря на их ученость и заслуги для Церкви и богословской науки; таковы, например: Климент Александрийский, Ориген, Тертуллиан, Лактанций, Евсевий Кесарийский, Феодорит Кир–ский, Иероним, Августин. Само собой понятно, что требование христианской образованности весьма относительно, чтобы можно было установить какие–нибудь определенные нормы. Также и верность церковному учению нельзя истолковывать в смысле безупречной точности. По некоторым пунктам церковного учения еще не было дано определенной и для всех обязательной формулировки. Могли отцы Церкви допускать и ошибочные суждения; например, св. Ири–ней Лионский на основании какого–то предания обнаруживает явную склонность к хилиастическому учению. Однако если нет сомнений относительно того, что допустивший ошибки церковный писатель всегда желал быть верным православию, то Церковь и такого признает отцом.

2) Признак святости жизни естественным образом вытекает из того, что между истинной церковной ученостью и святостью жизни — самая тесная внутренняя связь: усвоение христианского Откровенного учения состоит не в приобретении только известного количества знаний или в образовании теоретического только мировоззрения, но обнимает всю личность человека и необходимо находит выражение в соответственном поведении. Поэтому и в качестве духовного отца может почитаться лишь тот, кто не только своими произведениями, но также и собственным примером способствует возникновению и развитию духовной жизни. Отец Церкви не просто показывает путь истины, но и идет по нему впереди своих духовных чад. Отсюда понятно, почему в церковном словоупотреблении отцы Церкви называются «святыми отцами».

3) Относительно третьего признака — древности церковного писателя или принадлежности его к первым векам Церкви Христовой — среди патрологов существует значительное разногласие, именно, в определении периода, до которого церковные писатели, удовлетворяющие другим требованиям, могут получать наименование «отца Церкви». Некоторые римско–католические патрологи считают Бернарда Клервоского (ум. 1153) ultimus inter patres [последним среди отцов], хотя другие (например, J. Fessler — В. Jungmann) желали бы включить Бонавентуру и Фому Аквинского и период отцов закончить XIII в. Впрочем, среди них некоторые (например, Möhler) не считают возможным допустить точное определение периода отцов, так как пока существует Церковь, должны быть и будут мужи, которые по своему научному авторитету и заслугам для Церкви могут быть поставлены рядом с отцами Церкви. Православные патрологи не разделяют стремлений к определению периода существования «отцов Церкви». Преосвященный Филарет, архиеп. Черниговский, пишет: «Если какой–либо (предел) может быть назначен, то только тот, которым окончится существование воинствующей Церкви Христовой; другого же предела не было и быть не может. Св. Дух всегда обитает в Церкви, всегда просвещает умы и сердца верующих, всегда действует в избранных мужах, смотря по нуждам времени». «Как Церковь Христова будет существовать до скончания мира, так до скончания мира будут являться в ней для нужд Церкви избранные орудия Духа Божия». «Таким образом, — заканчивает названный автор, — во всех веках могут быть мужи с качествами, необходимыми для отцов Церкви» [98]. И действительно, в православной Церкви титул святого отца прилагается к прославленным мужам независимо от времени их жизни. Поэтому, с нашей точки зрения, если и возможно ставить вопрос о патристическом периоде, то только для ближайших целей патрологической науки соответственно ее определенной задаче, и во всяком случае исходя не из понятия «отца Церкви».