Н. И. Сагарда - Лекции по патрологии I—IV века

После всего сказанного едва ли можно серьезно говорить о том, что патрологическая наука не имеет самостоятельного, положительного содержания как органическое целое, что она несостоятельна в научном отношении как система, не имеет собственного строго исторического метода изложения и т. д., а потому как совершенно излишняя без ущерба для полноты богословского образования может быть исключена из круга богословских наук в качестве отдельной и самостоятельной науки, распределив свой материал между другими науками. Во всякой науке необходимо восходить к источникам и первоначальным носителям ее. Как философ Нового времени должен знать древнейшие философские системы и изучить именно произведения Платона и Аристотеля, если он хочет притязать на основательное знание, так и богослов, стремящийся к основательному образованию, должен быть обязательно знаком с источниками богословского ведения, среди которых весьма важное место занимают произведения древнецерковных писателей — «классиков Церкви». Уже было сказано, что литературные сокровища древней Церкви содержат непрерывные доказательства бытия самой Церкви и ею распространяемой культуры, надежные свидетельства о ее учении, культе и ее строе, неисчерпаемый источник ее защиты; этим обусловливается существенное значение этих произведений для многих богословских дисциплин: догматики, экзегетики, церковной истории, морали, археологии, пастырского богословия и церковного права. Без изучения источников, из которых почерпается материал для науки, богословские дисциплины лишаются собственного фундамента, и напротив, непосредственное изучение их способствует углублению и расширению объема; но именно непосредственное изучение, так как никакие антологии и сборники извлечений из древнецерковной письменности не могут заменить прямого знакомства с ней. Не говоря уже о неотвратимой возможности неправильного понимания и применения свидетельств древности при пользовании такого рода сборниками, главный недостаток такого знакомства с источниками из вторых рук заключается в том, что при этом теряется дух, в котором отцы Церкви и,древние писатели жили, мыслили и писали. Поэтому должно изучать носителей церковного учения и защитников веры в непосредственной близости, слышать их самих, соединиться с ними в духе, согреть себя их жизненным дыханием.

Можно надеяться, что «возрождение» изучения древнехристианской письменности на Западе найдет надлежащий отклик и у нас (для чего имеются достаточные основания в усилившемся в последнее время спросе на переводы святоотеческой литературы), а вместе с этим не будет необходимости доказывать и для православных право патрологической науки на самостоятельное существование и важное значение в круге богословских наук и для богословского образования.

По современному положению дела представляется необходимым вести нарочитую речь и о наименовании науки, так как в данном случае вопрос идет не об имени только, а о самой сущности науки, ее задачах и методе исследования. Дисциплина, занимавшаяся изучением произведений древнецерковной литературы, уже в XVII в. называлась то патристикой, то патрологией, причем иногда эти наименования употреблялись как вполне тождественные и взаимозаменяемые, но большей частью различались по существу: патристика являлась наукой систематической, а патрология — исторической; первая давала догматико-исторические сведения, вторая — биографически-литературноисторические. Хотя в самом наименовании «патрология» и «патристика» нет научных оснований для различия между ними, так как ни в имени «патрология», ни в имени «патристика» нет указания на специальное отношение первой к биографическому и библиографическому материалу и второй — к систематическому изложению святоотеческого вероучения и нравоучения, однако в настоящее время в западной науке установилось довольно ясное разграничение между ними. Именно: «патристика» собирает рассеянные в творениях отцов Церкви доказательства для догмы, морали, церковного строя и церковной дисциплины и стремится изложить их по их внутренней связи. Поэтому ее можно определить как систематическое изложение заимствованных из отеческих творений доказательств, которые служат для исторического обоснования христианских истин. Она не дает образа жизни и литературной деятельности богословских писателей, но, опуская биографию и библиографию, группирует догматическое содержание их творений по основным точкам зрения, излагает в связи и таким образом создает систему традиционного религиозного учения. Следовательно, в «патристике» индивидуальные особенности того или другого церковного писателя лишаются обычной ценности, иногда получая характер даже случайного отклонения от нормы, причем вся сила сосредоточивается на принципиальном тождестве нравственного и догматического учения с библейско-христианскими первоосновами. От этой науки существенным образом отличается «патрология», заключающая не только биографический и библиографический отдел, но и экзегетический, в котором излагается содержание отдельных произведений того или другого писателя и цельный образ его учения, с оттенением именно его индивидуальных особенностей, характерно отличающих данного писателя и определяющих его место в истории богословской мысли, и эта сторона признается существенной составной частью науки, которой она не может передать «истории догматов», так как в последней историческая сторона представляется не так подробно и обстоятельно и совершенно в другой форме, чем в патрологии. В патрологии история христианских догматов представляется хронологически, в связи с самой жизнью древней Церкви и в том самом порядке, в каком христианские догматы раскрывались в действительности. С другой стороны, в патрологии каждый христианский догмат рассматривается в связи со всей системой вероучения тех церковных писателей, у которых раскрывается этот догмат, между тем как «история догматов» оставляет эту связь в стороне и берет из учения известного отца только то, что он говорит о том или другом догмате в отдельности. Обработка же истории древнецерковной письменности с точки зрения исключительно литературнокритической и библиографической, т. е. так, что рассматривались бы только различные произведения или целые группы их, равно как рукописи и издания, устранила бы из подлежащей разрешению задачи самое благородное и важнейшее: в патрологии должна быть рассмотрена и оценена не только внешняя оболочка, но преимущественно полное жизненных сил зерно, и именно в таком виде, чтобы материал, относящийся к внешней, литературной стороне разбираемых произведений, содействовал богословской характеристике и литературно-исторической оценке их.