Отец Арсений

В одном из разговоров о. Арсений однажды сказал мне: «Твое принятие Киры было закономерным, ты знал ее внутреннюю жизненную сущность, характер, чрезвычайную ранимость и духовное мировоззрение, глубину веры и понимал, что ее падение станет для нее постоянным молением о прощении, стремлением к Богу через раскаяние и вечное сокрушение, и знал ее любовь к тебе и свою – к ней. Вероятно, тебя удивят мои слова, но совершив тягчайший грех, сознавая это, мерой своего покаяния, постоянного сознания греховности Кира еще более укрепила свою веру и стала внутренне более совершенной. Это, Юрий, удивительно, но так бывает у людей сильного характера и глубокой веры. Пути Господни неисповедимы.

Господь показал ей, что есть люди, готовые в самые тяжелые часы жизни, отбросив все условности, помочь терпящему бедствие человеку. Этим они открывают духовную красоту души своей и ярким светом показывают величие Промысла Божия. Это дало Кире духовные силы».

После выхода о. Арсения из лагеря в 1958 г. было множество моих встреч и бесед с ним. Временами он жил неделю–две у нас в Москве, летом мы приезжали с Кирой в Ростов, снимали комнату и жили весь отпускной месяц, брали с собой Сергея и Катю. Дни эти всегда были днями радости; а встречи заполнялись воспоминаниями о. Арсения или приезжающих, разговорами и интереснейшими беседами на духовные темы.

В последние годы батюшка чувствовал себя слабым, подолгу лежал на диване или летом в садике в шезлонге, прикрытый пледом. Временами резко ухудшалась сердечная деятельность, появлялась одышка, отеки ног, длительная аритмия. В общине врачей было много: Юля, Ирина, Людмила, Ольга Сергеевна, Александра Андреевна и еще много других. Теперь кто-то из них был профессором, доктором медицинских наук, заведовали клиниками, возглавляли мединституты, больницы. Благодаря их заботам и усилиям, насильственным увозам в лучшие лечебные учреждения и лечению и, в особенности, благодаря великой милости Господа и Пресвятой Богородицы к нам, его духовным детям, смог тяжело больной о. Арсений, перенесший девять лет ссылок и восемнадцать лет «лагеря смерти» прожить семнадцать лет в Ростове в доме Надежды Петровны, беззаветно ухаживавшей за ним.

Отец Арсений был слаб и болен, но люди ехали и ехали к нему, почти каждый день приезжало не менее пяти человек, и он принимал, беседовал, исповедовал, служил и беспрерывно молился.

Продолжением этих записей являются воспоминания Киры.

Юрий Бахмат.

Из архива В. В. Быкова (получено в 1999 г.).

* * *

В 1967 г. о. Арсений попросил Юрия и меня написать воспоминания, как я поняла – обо всем, что связано с жизнью общины, и о наших взаимоотношениях с мужем. Воспоминания Юрия абсолютно правдивы, в них нет ничего, что хотя бы в малой степени отклонялось от истины, и тем не менее в них есть одна неточность, связанная с субъективным восприятием некоторых событий.

Начну с того, что в двадцатые годы, когда наша община жила глубокой духовной жизнью, инициатором «случайных встреч» была я, а не Юрий. Этого он знать не мог, и думаю, что я первая полюбила, но, как всякая девушка, старалась не показать свое отношение к нему. При исповеди рассказывала об этом о. Арсению и как сейчас помню сказанные им слова: «Господь все расставит по своим местам».

Вся наша жизнь описана Юрием довольно полно, поэтому мне в своих воспоминаниях мало что придется добавить.

С начала 1943 г. по 1948 г. вся моя жизнь была совершенно иной, чем раньше, полной постоянных тревог, глубокого раскаяния в совершенном и ощущения, что обязательно случится нечто неожиданное и плохое. Каждый день проходил в напряжении, хотя отношения с Юрием начиная с апреля 1946 г. были внешне добрыми и хорошими. Он очень любил мою дочь Катю, привязался к ней, однако постоянная напряженность жила во мне.

В 1958 г. неожиданно возвратился о. Арсений. До 1956 г. мы думали, что он погиб в лагерях или расстрелян, но Господь сохранил его для нас, духовных детей его. В июне 1958 г. Юрий и я первый раз приехали в Ростов в дом Надежды Петровны. Прожили три дня, о радости встречи писать не буду, для Юрия и меня это был великий праздник, батюшка тоже был рад.

На второй день по приезде исповедовалась у о. Арсения. С момента моего падения прошло пятнадцать лет, отношения с мужем стали прежними, мы любили друг друга, и так же, как раньше, строй мыслей, взаимопонимание и взгляды были едиными, совершенный мною грех растворился во времени. Но когда я пошла на исповедь, все прошлое во всем ужасающем его виде мгновенно возникло передо мной, и страх охватил душу, сердце, ум. Как смогу взглянуть в глаза духовного отца старца Арсения? Что скажу?

Со страхом, душевным трепетом вошла к нему в комнату. Тогда она еще не была вся в иконах, на стене не висел портрет неизвестной женщины в телогрейке-бушлате на фоне стены барака (был написан М. В. Нестеровым и тайно где-то хранился), вместо дивана стояла кровать, застеленная темным покрывалом.

Вошла, о. Арсений стоял, упала перед ним на колени, голос прервался, смогла сказать только одну фразу: «Отец Арсений! Я совершила тяжкий грех, умолите Господа простить меня» – и уткнулась головой в пол. Подняв, он посадил меня на кровать рядом с собой, тихим голосом сказав: «Кира! Давайте помолимся». Подойдя к иконам, стали молиться, я повторяла каждое слово произносимых молитв. Не, знаю, сколько времени молились, может быть, полчаса, час или больше, но кончив, батюшка вновь посадил меня на кровать, сел рядом, сказав: «Рассказывайте». Говорила долго, плакала, закрывая от стыда лицо руками, замолкала, снова начинала рассказывать, и прошлое, омерзительное прошлое, сознание грязного падения являлось передо мной. Оно было результатом моей огромной самоуверенности в своей добродетели, высокой духовности, нравственности: «Смотрите, смотрите! Я все равно удержусь» – в этом жило отвратительное женское греховное начало. Играть с огнем на краю пропасти, перед влюбленным в тебя человеком, – это сожгло меня в одно мгновение, и потом сознание и понимание грехопадения, ужас охватили меня. Кое-как одетая, бежала и бежала, смертельно напугав этого человека, ничего не понявшего и посчитавшего меня, вероятно, ненормальной. И произошло это не в 18–20 лет, а в мой 41 год; я уже была старой.

И вот в таком состоянии я ворвалась к Елене Александровне, матери Юрия, и его сестре Надежде. Почему к ним? Не знала тогда. Пока ехала, бежала, шла, возникала мысль: они выгонят, проклянут, жена их сына и брата оскорбила, опозорила его своим поступком. Бросилась к Елене Александровне и Наде и стала рассказывать обо всем происшедшем, ожидая пощечин, грубых слов, крика: «Вон из дома!», – но произошло совершенно противоположное. Обняв меня, Елена Александровна и Надя ласково и нежно стали успокаивать, привели в порядок мою одежду, не задали ни одного вопроса, только Елена Александровна пророчески сказала: «Кира, у тебя обязательно будет ребенок, его надо сохранить, готовься стать матерью. Ты с сегодняшнего дня будешь жить у нас. Пойдете с Надей на Молчановку и возьмете вещи».